И упаси нас
от нашего беса,
а уж от мора
или от глада –
если посильно,
стань как завеса
всякого бора,
всякого града.
* * *
Что же, Боже? Да все то же –
суесловье, суета.
Мы с Тобой едва похожи,
Ты-то Тот, а я не та.
Тенью образа-подобья
я слоняюсь и топчусь,
совершаю неподобья,
на ошибках не учусь.
Но, учуяв дух прощенья,
веющий, где захотел, –
хоть бы тенью, хоть бы щелью
ускользнуть за свой предел.
* * *
Ох, тятя-тятя, ох, наши сети,
ох, когой-то они притащили...
Ох, трусоваты бедные дети,
залегли от страха в лощине
и выглядывают оттуда:
вурдалак? утопленник? наяда?
или еще пострашней чудо-юдо?
Дети-дети, бояться не надо, –
отвечает им тятя, – ни чудищ, ни страшилищ,
не поддайтесь ни фантазму, ни фантому.
Так ответил им тятя, черти утащили ж
храбреца в самый тихий омут.
г. Париж
ДиН память
Семен БОТВИННИК
* * *
Немого ничего на свете нет.
Шурша, ползет сиреневый рассвет,
гудят леса, не ведая покоя,
всю ночь бубнит ворчливая вода,
свистят снаряды, стонут провода,
и мертвые кричат на поле боя.
1944
* * *
Чугунные цепи скрипят на мосту,
Последний гудок замирает в порту,
и город летит в темноту.
Но ты побывай на свету и во мгле,
шинель поноси, поброди по земле,
в любви обгори – и тогда
услышишь, как цепи скрипят на мосту,
как долго гудок замирает в порту,
как в темень летят города...
1946
* * *
Я не должен думать про тебя.
Мечутся автобусы, трубя,
дребезжат трамваи, и в тумане –
фонарей игольчатая дрожь...
Мы живем с тобою не в романе,
тут концы с концами не сведешь...
Свет из окон падает на плечи...
Я не верю во вторые встречи,
нам с тобою видеться не надо,
я бродить не стану у Невы.
Грохотом и плеском Ленинграда
я пронизан с ног до головы...
Надо мной застыли светофоры,
фонари легли на тротуары,
в гавани тяжелые линкоры,
на проспекте – пары, пары, пары...
Мокрая осенняя погода.
ветер хлещет – не поднять лица...
Видно, и к стихам такого рода
нет на свете четкого конца.
1945
* * *
И мир я видел, и войну,
я долго жить хотел – и смог,
но пережить свою страну –
не дай вам Бог, не дай вам Бог.
1995