там хлеб... Такую рыбалку испортили!” – думал я и нехотя плелся за дедом.
Тогда я еще не знал, что дедушка был в немецком плену во время Великой Отечественной войны. Три долгих страшных года он не ел хлеба. Вспоминать об этом он не любил. Только один раз, в сорок пятом, когда он вернулся из плена, признался бабушке Кате. В плену надзиратели травили пленных хлебом, как собак. Хлеб раскладывали на полки возле окошечек, и как только кто-то из пленных пытался достать его, цепь намертво охватывала руку.
Зверствам не было предела: ломали пальцы, вырывали ногти. После таких издевательств никто не должен был испытывать голода. Но проходило время, и жизнь брала свое, ведь голод был сильнее страха.
Я долго не понимал, почему дедушка скрывал от всех, что был в немецком плену. Он стыдился этого. Ведь все бывшие военнопленные считались изменниками Родины. А ведь у каждого солдата была своя судьба. Многие попадали в плен ранеными и контужеными. Особенно много солдат попало в плен в первые месяцы войны, когда в окружении оказывались целые дивизии и армии.
Вот и мой дедушка Митя был взят в плен раненым. Немцы втыкали штыки в копны сена, где затаился он с товарищами, выбираясь из окружения. Штык попал деду в ногу. В плену его ждали нечеловеческие испытания. Убежать из плена ему не удалось. Но он не сломался, вынес все и после освобождения вернулся домой.
Два года назад дедушки не стало. Мы с мамой часто ходим на его могилу и всегда берем с собой свежую корочку хлеба. Он так любил размачивать ее в кружке с чаем и есть с таким удовольствием, что у меня текли слюнки...
Дед завещал мне бережно обращаться даже с хлебной крошкой.

Лена ФИЛЬШИНА,
ученица 9 класса

ДАЛАСЬ ПОБЕДА НЕЛЕГКО

От природы дедушка Гриша скромный и скрытный. Не припомню, чтобы когда-нибудь деда рассказывал нам о войне. Медали тоже одевал только 9 Мая. Поэтому для меня было большой неожиданностью, когда дедушка отдал мне для школьного сочинения свои записи о войне. Это не дневник, нет, думаю, деда Гриша все-таки специально писал эти воспоминания для нас, внуков. Он и сад посадил перед домом тоже для нас. Особенно любит, когда цветет вишня: уйдет в огород, сядет на лавочку в День Победы и долго не заходит в дом. Бабушка его не тревожит в этот день и нам не разрешает. Эти записи я сохраню для своих детей. Вот они.
Декабрь 1941 года. Враг рвется к Москве. Ожесточенные бои идут на ближних и дальних подступах к городу. В первых рядах храбро сражаются воины-сибиряки. Из эшелонов и сразу в бой. Для многих из них он был первым и последним. В это опасное для страны время получил повестку из военкомата мой дедушка Григорий Кибанов. В Абакане определили его в полковую школу младших командиров, а через месяц отправили на фронт.

Прибыли на станцию Котельничи Кировской области. Сборный пункт находился в 35 километрах от города. Добирались туда на лыжах. Более рослых и крепких ребят зачислили в минометчики, а остальных в мотопехоту. Всю зиму изучали тактику ведения боя с танками противника. К тому времени наши войска отбросили немцев на сотни километров от столицы, перешли в контрнаступление. В бесконечной череде кровопролитных боев Красная Армия несла большие потери. Требовалось пополнение. В апреле 42-го молодые бойцы, в числе которых был и Григорий Кибанов, вернулись в Котельничи, оттуда их должны были отправить на передовую. Сюда же прибыл воинский эшелон из-под Ленинграда. Незабываемая для необстрелянного солдата-сибиряка стала встреча с больными и ранеными, совсем ослабленными защитниками блокадного города. Опухшие от холода и голода, обмотанные тряпками ноги, одутловатые лица и беззубые рты шокировали молодых бойцов. Они впервые увидели последствия жестокой кровавой и безжалостной войны. Ребята рвались в бой, чтобы громить ненавистного врага, мстить за свой народ, за поруганные города и села. Долго им ждать не пришлось.
В Сормовском районе Горьковской области формировался 11-ый танковый корпус, куда вошли две танковых бригады и две бригады мотопехоты, в одной из них и служил деда Гриша. Получили английские танки “Матильда” и американские автомашины “Студебеккер”. В июне отправили мотопехоту на передовую под Тулу. Расположились недалеко от музея-усадьбы Л.Н.Толстого.
– Тут мы впервые попали под бомбежку вражеской авиации, – говорит Григорий Егорович. – Самолеты появились неожиданно. Они сбрасывали бомбы, поливали нас пулеметным огнем. Много наших солдат погибло. Вот с такого боевого крещения и началась моя фронтовая дорога. Немцы решили заманить нас в “мешок”. Под видом отступления открыли проход себе в тыл. Мы – вперед. Дошли до села Спасского. Там заночевали. А утром фрицы стали подтягивать технику и живую силу, чтобы замкнуть кольцо вокруг нашей танковой бригады. Но замысел врага не удался, правда, в том бою потрепали мы друг друга здорово. Сначала немцы утюжили нас с воздуха. Загорелось село. От взрыва бомб и снарядов бревна домов разлетались в разные стороны. Стоял нестерпимый гул, дым, смрад. Только стихла бомбежка, немцы пошли в наступление. Вот тут-то и заработали наши танки, бронемашины, которые пережидали налет авиации в Сухой балке в стороне от села. Мы в упор расстреляли немецкую пехоту, давили гусеницами. Страшное было зрелище.
После этого сражения танковая бригада громила врага в Тульской, Орловской и Курской областях. Она появлялась неожиданно там, где их никто не ждал, где немцы пытались сделать брешь в нашей обороне. Танки и бронемашины грузили ночью на железнодорожные платформы. Благодаря быстрой маневренности, удар по противнику был всегда внезапным и ощутимым. Так продолжалось все лето 42-го и только осенью, на Орловщине, заняли оборону. Танкисты и пехотинцы рыли окопы, строили блиндажи, прятали в землю танки и бронемашины. До января 43-го сдерживали натиск вражеских войск. И вновь – наступление. С боями дошли до Сумской области (граница с Украиной), но поскольку у немцев был перевес в силе,