Лев ПИЧУРИН
“РЕЧЬ НЕ О ТОМ,
НО ВСЕ ЖЕ...”
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что – кто старше, кто моложе –
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, –
Речь не о том, но все же, все же, все же...
Пронзительные эти строки Александра Твардовского острой болью отзываются в сердце каждый раз, когда говорят о том, что мы тоже что-то сделали для достижения великой Победы, что мы заслужили наши медали “За доблестный труд в Великой Отечественной войне”, что мы имеем право на признательность и благодарность ныне живущих. Да, быть может на что-то мы и имеем право, но всё же, всё же, всё же...
Вспоминаю наше приуральское село, школу, тракторный отряд. На четырех полуисправных тридцатисильных колесных тракторах ХТЗ по двенадцать часов в день работали крепкие деревенские девчонки. Во вторую смену их сменяли четверо пацанов-школьников. И еще в отряде был автор этих строк, щупленький мальчишка-учетчик, он же заправщик, он же водовоз, а иногда еще и тракторист-сменщик. Во главе отряда – единственный взрослый мужчина, бригадир, успевший оставить где-то, кажется, под Вязьмой, правую руку, страшный матерщинник, искренне любивший всю нашу хилую команду и левой рукой заводивший трактора – не у всех на это хватало сил... Пахали, сеяли, убирали... Сегодня я не понимаю, как удавалось это делать, но лозунг “Все для фронта, все для победы!” был для нас не парадной фразой, а сутью жизни. Мальчишки постарше, те самые, с которыми мы еще вчера играли в футбол, ловили на Каме рыбу и подворовывали лес, сплавляемый молем, – это я сейчас знаю, что такое молевой сплав, а тогда просто тащил, зацепив багром здоровенные бревна, приткнувшиеся к берегу, эти мальчишки, все без исключений, ушли на фронт. Мы еще не знали, что лишь немногие из них вернутся, но уже к 44-му в половину сельских домов пришли похоронки... Наши матери тайком плакали, подсчитывая, сколько дней осталось до нашего призыва... А мы этого призыва ждали, надеясь, что без нас-то война не кончится, и именно мы завершим разгром Гитлера и вернемся с победой. Скорей бы подрасти! Нас, рожденных во второй половине 1927 года, еще не призывали, а добровольцем я смог пойти в армию только 1 июля 1945 года. Не успел! И сегодня, когда какой-нибудь умник говорит, что Верховному неплохо было бы подождать со взятием Берлина, не губить полмиллиона ребят 24-26 годов рождения, я думаю, что именно им – да разве только им! – обязан жизнью...
Но особенно горько думать не об этих моих почти сверстниках, а о тех, кого в армию не призывали, кто вовсе и не обязан был идти на войну, кто по природе своей не должен был в ней участвовать – о женщинах. Причем не о тех, кто по своей специальности – санитарки, радистки, – мог быть призван, а о тех, кого совсем не просили идти туда... Три такие женщины у меня перед глазами.
Старшая из них – врач Галина Волянская, родившаяся в 1911 году в деревне Усманка Ишимской волости Томской губернии. Обыкновенная для тех лет биография. Мать – “купеческих кровей”, учительница. Отец – дворянин, юрист, выпускник Томского университета, участник революции 1905 года, бывший эсер и потому, разумеется, “враг народа”. Средняя школа в Барнауле и Новосибирске. Комсомол. Омский, а затем Горьковский медицинский институт. Арест мужа, партийного работника. Аспирантура. Работа на кафедре фармакологии. Всё, как у многих, если не считать врожденного порока сердца и прогрессирующей глухоты... Плохо... Но она – русский интеллигент, неравнодушный к судьбе Родины. И уже вечером 22 июня вместе с тысячами других она в военкомате – фронту нужны врачи! Ответ короток. “Вас, с вашим здоровьем, не только на фронт, вас не на всякую тыловую работу примут”. Все в порядке, совесть чиста, сиди себе тихонько, слушай сводки с фронта? Ничего подобного. Летом 1942 года она все-таки добивается зачисления вольнонаемным врачом на санитарно-транспортное судно “Композитор Бородин”, идущее в горящий Сталинград. Позднее она написала об этом рассказ “Гибель командарма”, один из известнейших рассказов о войне, вошедший во многие сборники. Во враче Екатерине Бахиревой, героине рассказа, многие исследователи видят саму Галину Евгеньевну, многие с этим не согласны, в частности потому, что в рассказе нет упоминания о жестокой контузии, перенесенной автором во время очередной бомбежки плавучего госпиталя фашистскими летчиками. Но суть не в литературоведческих изысках. Объясните, какая сила подвигла хрупкую больную женщину на тяжкий труд и лишения, приведшие ее к очень раннему уходу из жизни (Галине Николаевой, лауреату Сталинской премии, кавалеру двух орденов “Трудового Красного знамени”, автору знаменитой “Жатвы” и еще более знаменитой “Битвы в пути” довелось прожить всего пятьдесят один год)? Ее же на фронт не гнали!
Другая известная мне судьба. Учительница истории Агафья Нефедкина. Сирота. Мать умерла после родов, отец, алтайский крестьянин-бедняк, умер от ран, полученных в боях с колчаковцами. С пяти лет – служанка в богатой семье. Воспитанница одного из томских детских домов, слушательница рабфака при Томском университете. 26 июня 1941 года получила диплом об окончании исторического факультета пединститута и назначение в среднюю школу села Елтышево Ояшского района. Деревенских учительниц, не имевших военной специальности, в армию не призывали. Все в порядке, сиди себе тихонько, слушай сводки с фронта? Но... “На меня очень оказала влияние статья Лидова