Облака кричат. Кричат весь день!..
И один под теми облаками
Я трясу, трясу, трясу плетень
Черными руками.
1941

Евгений ВИНОКУРОВ

* * *
Мы из столбов и толстых перекладин
За складом оборудовали зал.
Там Гамлета играл ефрейтор Дядин
И в муках руки кверху простирал.

А в жизни, помню, отзывался ротный
О нем как о сознательном бойце!
Он был степенный, краснощекий, плотный,
Со множеством веснушек на лице.

Бывало, выйдет, головой поникнет,
Как надо, руки скорбно сложит, но
Лишь только “быть или не быть?” воскликнет,
Всем почему-то делалось смешно.

Я Гамлетов на сцене видел многих,
Из тьмы кулис входивших в светлый круг, –
Печальных, громогласных, тонконогих...
Промолвят слово – все притихнет вдруг,

Сердца замрут, и задрожат бинокли...
У тех – и страсть, и сила, и игра!
Но с нашим вместе мерзли мы и мокли,
И запросто сидели у костра.
1947

ГЛАЗА

Взрыв. И наземь. Навзничь. Руки врозь. И
Он привстал на колено, губы грызя.
И размазал по лицу не слезы,
А вытекшие глаза.

Стало страшно. Согнувшийся вполовину,
Я его взвалил на бок.
Я его, выпачканного в глине,
До деревни едва доволок.

Он в санбате кричал сестричке:
– Больно! Хватит бинты крутить!..
Я ему, умирающему, по привычке
Оставил докурить.

А когда, увозя его, колеса заныли
Пронзительно, на все голоса,
Я вдруг вспомнил впервые: у друга ведь были
Голубые глаза.
1944-1957

ПОЕДИНОК

И когда уже ноги мои затекали
Подо мной, и щека моя тронула лед,
Высоко над собою, по вертикали,
Я увидел кружащийся самолет.

Он заметил меня и все ниже и ниже
Стал спускаться. И вот уж, почти что без сил:
– Ну, дави, – я тогда прошептал, – ну, дави же
На гашетку! – и крепко рукав закусил.

...То ли все же меня не заметил он, то ли
Пренебрег и рывком надавил на штурвал
И, как бог Саваоф на небесном престоле,
Мне – ничтожнейшей точечке – жизнь даровал.

И поднялся, и вышел опять на орбиту...
Я заплакал: “Мальчишка! Убийца! Сопляк!”
И за то, что меня не убил, за обиду
Я поднял над собою замерзший кулак.
1962

Михаил КУЛЬЧИЦКИЙ

* * *
Мечтатель, фантазер, лентяй-завистник!
Что? Пули в каску безопасней капель?
И всадники проносятся со свистом
Вертящихся пропеллеров и сабель.

Я раньше думал: лейтенант
Звучи “налейте нам”,
И, зная топографию,
Он топает по гравию.

Война ж совсем не фейерверк,
А просто – трудная работа,
Когда – черна от пота – вверх
Скользит по пахоте пехота.

Марш!
И глина в чавкающем топоте
До мозга костей промерзших ног
Наворачивается на чоботы
Весом хлеба в месячный паек.

На бойцах и пуговицы вроде
Чешуи тяжелых орденов.
Не до ордена.
Была бы Родина
С ежедневными Бородино.
26 декабря 1942