НАСТОЯЩАЯ
ЛИТЕРАТУРА
БЕСТСЕЛЛЕРОМ
БЫТЬ НЕ МОЖЕТ

(с петербургским поэтом Александром КУШНЕРОМ беседует Елена ЕЛАГИНА)

Е.Е. – Александр Семенович, как Вы полагаете, может ли сейчас появиться поэтическая книга, которая станет бестселлером?
А.К. – Это почти невозможно себе представить. Во всей истории поэзии я не могу припомнить такого случая. Другое дело, в советское время на корню скупались все книги, потому что другого ничего не было, читать было нечего. Хорошие книги выходили редко, это был дефицит, существовал черный рынок, поэтому даже какие-нибудь слабенькие советские поэты имели все шансы стать известными и иметь тиражи, скажем, 10000 экземпляров. Ждать же от нашего времени, что какая-нибудь поэтическая книга станет бестселлером, не приходится, поэзия все-таки иначе устроена. Ведь и настоящая проза бестселлером быть не может. Мой любимый многотомный роман Пруста “В поисках утраченного времени” – был ли он бестселлером? Нет, конечно. У Набокова выходили дивные романы, например, “Пнин” или “Дар”, но бестселлерами они не становились, и только “Лолита” в силу скандальности своего сюжета, своего основного, любовного мотива, стала такой книгой, принеся автору мировую славу и деньги. До этого он бедствовал и в Европе и в Америке, и только с этим романом, уже почти пожилым человеком, получил успех.
Бывали еще и такие истории как “Доктор Живаго”, например. Почему?
Е.Е. – Политическая подоплека.
А.К. – Конечно. Политическая подоплека, скандал, который Хрущев же и вызвал своим отношением к этой книге. Спустили бы они это на тормозах, ну, вышла в Италии книжка, ну, слава Богу, издадим ее и в России тоже. Ну, и сколько у нее было бы читателей?
Е.Е. – Совсем недавно у Вас вышла книга “Холодный май”. И я знаю, что Вы полагаете большую форму в нынешнем ее выражении вовсе не поэмой, а именно книгой стихов. А книга стихов отличается от сборника стихотворений, верно?
А.К. – Да, безусловно. Она устроена особым образом, она тобой сложена. Это не просто брошенные кучей и напечатанные в любом порядке стихи. Для меня, в самом деле, книга стихов заменяет большой жанр, скажем, поэму. Поэмы теперь не пишутся, я это предсказывал еще давно. А книга стихов, там, где стихи, взявшись за руки, составляют некий хоровод, это и есть то, к чему следует стремиться.
Е.Е. – А как сложилась эта книга?
А.К. – Вот что я в моем немалом возрасте понял, во всяком случае, о себе. Я никогда не писал специально какую-то книгу стихов. Я полагался на жизнь, на время, проходило три-четыре года, и появлялась книжка, а с ней и проблема названия, ведь самое трудное – придумать название для книги. Я мучаюсь обычно

несколько дней. Легче написать новые стихи, чем придумать название.
Е.Е. – Как пришло это – “Холодный май”?
А.К. – Я, наверное, первым в истории нашей поэзии написал стихотворение об этом, о поисках названия. Прочту.

Одолжи мне слово, хоть одно,
Чтобы им назвать хотелось книгу.
Все слова, как старое сукно,
Вытерты: не вспомнить им интригу,
И какое грезилось руно?
Не припасть душой к былому мигу.

“Благодарный гость”? Тоска берет.
Не люблю названия с нажимом.
Может быть, “Звонки под Новый год”?
Неприязнь мешает к долгим зимам.
“Вечер”? – Занят. Помнишь: до ворот
На ветру бежала за любимым.

“Белый флот”. А что это? Прощай,
Кучевой, летучий, мимолетный?
Хоть весь день словарь перебирай –
Странный труд, напрасный труд, бесплодный.
– Назови ее “Холодный май”.
Все же май. Неважно, что холодный.

В самом деле, мне это название подсказала жена, потому что в книге есть стихотворение “Холодный май”. Почти всегда бывает интересно делать в стихах то, что до тебя никто не делал. Это не броские открытия, которые видны всем и сразу, нет, здесь надо прочесть и немножко подумать.
Е.Е. – Время сейчас не для поэзии – глухое время. Эха нет. А стихи-то пишутся. В чем дело? Парадокс.
А.К. – Стихи пишутся. Помните, у Баратынского, “Век шествует путем своим железным, в сердцах корысть и общая мечта час от часу насущным и полезным позорней и бесстыдней занята...” И, мне кажется, люди несколько устают от этого. На самом-то деле, человеку все-таки хочется побыть наедине со своими мыслями, чувствами, с тем главным, что есть в нем. Все-таки все остальное – это окружающее, оно может нас очень волновать, нервировать, обижать, утомлять, восхищать, все, что угодно, но главное в человеке – это его душа. И тут на помощь приходят стихи. Я думаю, никуда не уйдет Пушкин. Уж как он залакирован, а сегодня открыл его – Боже, какое счастье! Думаю, что и Тютчев, и Баратынский, и Пастернак, и Мандельштам, и Ахматова, и все остальные, кого мы любим, остаются с нами и я надеюсь, что и от сегодняшнего времени безусловно останутся поэты, которых потомки оценят. Современникам это сделать всегда очень трудно, практически невозможно. Поди разберись в этом хаосе! Ведь при жизни и Пушкина успели разлюбить. Отчасти, я думаю, и дуэль была вызвана его горьким ощущением отката, отлива читательского интереса. Появились новые кумиры, например, Бенедиктов, считалось, что он исписался. А ведь при жизни его лучшие стихи не были опубликованы. “Медный всадник” не был опубликован! Только мы, потомки, знаем, кто такой Пушкин, а современники понятия не имели. И все сказанное в полной мере относится и к сегодняшнему дню. При этом неважно: есть цензура, нет цензуры, есть Николай I или кто-нибудь другой или нет