Виталий ОСТЕРТАГ
КЕНТ И ПРАВЕДНИЦА
Малой моей родине – Хакасии
Памяти В.П.Астафьева
1.
От Владимира Чепурнова, колхозного электромонтера, неожиданно ушла жена. С четырьмя детьми, девчонками, старшей из которых, Насте, шел шестнадцатый год. Неожиданный, по его мнению, финт отколола супруга Соня, неприятный. Правда, не куда попади умелась Сонька, а к приезжему механику Глебову Ивану Даниловичу, в новый колхозный дом. Глебов работал раньше в милицейском управлении, дороги размечал, светофоры устанавливал, потом прогорел на чем-то, был изгнан с работы, из семьи – прибыл укреплять сельское хозяйство.
Первым делом новый механик раскрепил чепурновскую семью. Высокий, жердястый, светловолосый с мутноватыми навыкате голубыми глазами – по всем статьям не чета ему был электромонтер, который, в отличие от Глебова, ростиком вышел значительно ниже среднего, был несуразно тощ и головаст. На его круглом морщинистом личике гнездился крупный нос, рыжевато-темные патлы создавали впечатление постоянной нестриженности, сутулился. Лишь насмешливые, глубоко посаженные, глаза выдавали неунывающий характер, широкий рот склонен был не только к смеху или побаскам, но и к искрометному разнообразному мату.
Умными речами собеседников монтер не баловал, мастаком говорить не был, особой жизненной гибкостью не обладал. Не будь здоровенных, с буграстыми венами рук, его можно было принять за подростка. В армии он не служил – сказалась детская черепно-мозговая травма, учиться тоже особо не пришлось: курсы сельского электромонтера – все обучение; больше Соню свою учил, пока она рожала, да техникум животноводческий заканчивала на протяжении шести лет.
В деревне не было избы, где он не приложил свои электрические руки, через них прошло, естественно, все колхозное электрохозяйство; денег от односельчан за свою работу никогда не брал, дорожил репутацией, ограничиваясь совместной выпивкой или чем-нибудь съестным под последующую. За это бывшая супруга жестоко монтера третировала, называя пентюхом, простофилей, дурнем с отбитыми мозгами, тому подобными эпитетами.
Пять лет назад он упал с обледенелой опоры, повредил позвоночник. Стал прибаливать, еще больше похудел, однако худо-бедно по колхозным меркам семью содержал прилично. Но из песни слов не выкинешь: Соня помахала ему ручкой. Для монтера обиднее всего – без видимой печали!
Элементарный здравый смысл, заменяющий ему порой умственное развитие, подсказывал – пусть идет, всегда кажется, что чужой жене цены нет, но семнадцать совместно прожитых лет – все же не шутейное дело. А дети?
В НАРОДЕ ОН ЗВАЛСЯ КЕНТ!!!
Кличка прилепилась черт-те когда, и неизвестно от кого, но в деревне стар и мал его только так навеличивали, включая руководителей с женой. Он сам порой забывал собственное имя, при крепком подпитии рвал на груди заскорузлую рубаху с несусветными криками: “Я – Кент!.. Нет мне прощенья!”.
Семнадцатилетним мальчишкой Кент крепко дружил с такой же махонькой девчушкой-одногодком Надей Полухиной, дояркиной дочкой, но так ни до чего не додружился: выдали ее замуж в соседнюю деревню за знатного механизатора, который спустя десять лет приказал долго жить – в стельку пьяного его задавил собственный трактор.
Кента же взяла в оборот жизнерадостная нагловатая дочь бывшего ветврача, Соня Тяжельникова, которая до этого питала большие надежды на заведующего клубом, мечтала о городе, однако завклуб оказался тем еще товарищем: внезапно сделал ноги, только Сонины глазенки его видели. Крупной, белой, бровастой и языкастой Софье, справедливости ради надо отметить, не составило большого труда привести Кента в сельсовет для скромного бракосочетания. Зажили в самом крайнем домишке над прудом. Дети пошли. Родители Кента давно покоились на кладбище. И такой пассаж!
Кент забил на своей голубятне два десятка голубей, обработал их, свез в Абакан и продал на вокзале, как куропаток. Такими делами он занимался, когда кончались гроши, птицы были его бедой и выручкой в черные дни невезения. На вырученные деньги неделю беспробудно пил, наяривал на гармошке, кричал песни. Бригадир электриков, шестидесятилетний Сизов Александр Дмитрич, такой же замухрышистый, что и Кент, но с более благообразным лицом интеллигента, его не тревожил. Знал – Кент наверстает, хотя самому приходилось скакать по опорам, обслуживать подстанции, копаться в двигателях и щитах управления. Он уважал Кента за безотказность, умелые руки. Перебесится.
Когда опять кончились последние копейки, Кент направился к куму, Синеокову Григорию, бывшему афганцу.
Григорий после войны стал совершенно нелюдимым, безжалостным каким-то мужиком, равнодушным к колхозным делам. Лишь жену Лиду, библиотекаршу, на руках носил, да Кента никогда не обзывал кличкой. В колхозе он поработал два дня, остальные лет десять в его сторону даже не смотрел. Жене сказал внятно: “Убью еще кого-нибудь из колхозных жирняков под горячую руку – кто детишков воспитывать будет?” – ей такого объяснения оказалось вполне достаточно. Гриша без всякого стеснения браконьерни
Скачать полный текст в формате RTF