Александр ЮРИНОВ

НА ПЛАНТАЦИЯХ ЗИМЫ

* * *
Как овечья шерсть, вода Иртыша!
Выдохнул: “Омск ” – и будто отжался
От плоской поверхности,
Свойство которой к рождению трав
Неоспоримо.
Плыл самолёт... рябь облаков под крылом,
Солнце и звёзды казались другими.
Где же земля?
И я понял:
Это – река!
Омск – это камень, брошенный в воду,
Это река, расточившая камень.
Вон он торчит из воды, как скала, –
Сцилла с Харибдой в одном экземпляре.
Место изгнания есть, и не важно:
Выбрал ли ты его сам,
Или выбран пятнистою щукой.
Тонны песка из казахских степей,
Видевших чудо аннигиляции,
Губы верблюда, кумыс, алычу,
Гонит каракуль волны для приобских болот.
Все семена под подкладкой фуфайки
Ты сохрани – и они прорастут
Даже в месте изгнанья,
Даже у стен “Мёртвого” дома.

* * *
Русские мальчики,
тринадцатилетние,
вижу русые головы ваши
и океан разнотравья...
Что уготовано вам
в этом глобальном мире
седыми младенцами с захваченных континентов?
Быть пушечным мясом,
в дикой схватке сцепясь с инородцем,
чья кожа смуглей,
или спиться у брошенной фермы
под Новгородом, Ярославлем?
Вы же умели и сеять, и жать,
спать у собачьего брюха,
плавать в воде ледяной,
и от крови, бегущей из ссадин,
не падали в обморок.
Были же вы непослушными,
молчаливыми, гордыми,
себе на уме,
молодыми, задорными.
Эх, пацаны! Заводские, фабричные,
юнкера и опричники –
от Сибири до Бреста,
из святого места...

* * *
Оставлен уже Царицын,
Ростов и Темрюк...
Обозы идут на юг –
за Кубань; в копытах и спицах –
не холод оледененья,
но призрак уничтоженья.

Весна уродилась неласковой.
Берег морской
Войско Донское,
Добровольческую и Кавказскую
проводит сквозь строй акаций –
в эвакуацию.

В Батайске, в затёртой повозке
с траурной лентой –
генерал Тимановский
в гробу под брезентом,
Железный Степаныч, марковец –
как символ бесстрастный, безмолвный и дикий –
в марте
предстал пред Деникиным...

...На палубе курит Кутепов –
прощайте российские степи, –
в Новороссийске – как в морге –
тихо. “Царевич Георгий”
отходит, сутулый и серый,
из труб выпуская дым.
Палладиум веры –
есть ещё Крым!

* * *
На стекле – морозные вензеля,
тарахтение дизеля за окном.
По двору, еле лапами шевеля,
кто-то прошёл с хвостом...

Я же застыл, как январский бор,
я – летописец, старьёвщик дней;
скуп на движенья, на слов подбор.
Эх, – да простят Матвей,
Марк, Иоанн и ещё Лука
мой непотребный бред, –
если б родился Он здесь тогда,
был бы другим Завет...