Борис РОТЕНФЕЛЬД

ПОЕЗДКА В Н-СК

Действительная история

Пригласили на съезд в Н-ск. Не называю города, чтобы его не обидеть; он ни в чем не виноват – такой же, как все.
Ехали двое: известный поэт К-в и я. У К-ва там есть знакомые, в числе которых и закоперщик этого съезда, Володя Б-в, тоже поэт, у меня – почти никого. Есть одна старая знакомая, журналистка, но она живет в тамошнем Академгородке, это не близко, да и вообще вряд ли будет возможность увидеться – нас увозят за город, в хороший, как говорят, санаторий. В общем, в этом есть резон: и удобно, и дешевле, чем в гостинице (особенно при нынешних запредельных, поднебесных ценах), и, что тоже важно, никуда не разбежимся – братия-то вольная и пьющая, одно слово – писатели, или, как говорит один мой знакомый, писателя.
Мы едем на поезде. Не столько оттого, что дешевле (хотя и это имеет значение), сколько для того, чтобы отоспаться и спокойно, без звонков и детей, почитать.
В купе тепло и чисто, даже ковровая дорожка под ногами, хотя и вытертая, но все же, а на столике, у окна – две бутылки фанты и пачка печенья. Попутчики наши – спокойные мужики, один постарше, попроще – едет получать в Н-ск новый экскаватор, другой – помладше, помоднее – едет на какие-то переговоры, видно, коммерческие. Он что-то знает о нашей местной литературной жизни, даже, видно, гордится этим и расспрашивает К-ва, впрочем, очень вежливо и ненавязчиво. К-в, между тем, достает сало, купленное женой на нашем рынке. Мне сала нельзя, врачи не велят, но оно так заманчиво выглядит – свежее, розовое, с прожилками – и так оглушительно пахнет чесноком, что я не сдерживаюсь – была не была – и беру шматочек. “Ну, чего ты?” – укоризненно говорит К-в, и я беру второй, третий, четвертый – пропадать, так с музыкой. И тут же начинаю прислушиваться к себе – но ничего не происходит, во мне тихо, никаких неприятных сигналов. И это сразу подымает настроение.
У меня две книги – “Азазель” известного детективщика Акунина и “История России” Керенского – на нее недавно случайно набрел. К-в историей и детективами не интересуется, ему подавай изящную словесность, да получше. У него в руках Бродский и еще “Новый мир” со стихами его учителя Ревича и Светланы Кековой; “Вот такая поэтесса!” – говорит К-в. Я киваю, не вдаваясь в подробности, хотя и вправду читал Кекову и она мне нравится.
Время от времени выхожу в коридор, отдергиваю белые занавески с голубыми волнами и словом “Байкал” – поезд фирменный – смотрю в окно. Белое снежное полотно, черные перелески, редкие полустанки, серые деревеньки. Но в иных мелькают и новые, свежего, белого теса дома и баньки; не все так плохо, не все, как пишут, жуют комбикорм. И тут же обрываю себя: “А если только некоторые – хорошо?” И даже если при этом водку пьют и весь огородный запас на зиму – картошку и прочее – пропивают, сам видел такое – хорошо?
Вздыхаю и возвращаюсь в купе. К-в доедает сало, пьет густущий – не знаю, как выдерживает – черный кофе и, довольный, идет курить. Возвращается и, уютно устроившись, подоткнув под бок хилую эмпээсов

скую подушку, принимается за Бродского. Я откладываю Акунина и валюсь – надо поспать.
Открываю глаза и с удивлением обнаруживаю, что уже сумерки. К-в весело смотрит на меня и говорит: “Ничего рванул”. “Ничего”, – не смущаясь, так же весело отвечаю я. В поезде спать – святое дело, тем более, если дома не очень получается.
Сумерки густеют, мигнув раз-другой, словно пробуя себя, набирая силу, вспыхивает под потолком лампа дневного света. Можно и чай пить, а потом снова приниматься за Акунина – самое лучшее перед сном, в голове ничего не остается, засыпаешь спокойно, бессмысленно...
Попили чай, К-в и тут потреблял густущий, почти одну заварку. “Как спать будешь?” – спросил я. “А, ничего”, – отмахнулся он. Перекинулись парой слов – о своих делах, о предстоящем съезде. Ничего особенного на нем не предполагалось, передохнем, собратьев повидаем – нынче такие встречи редки – поглядим, кто чего делает, себя покажем – везем выпущенные нами книги и альманах под названием “Зеленая лампа”.
Но передыха не получилось, все пошло кувырком – даже еще до съезда. Уже утром мы столкнулись с крутой действительностью, о которой раньше читали лишь в газетах...
* * *
Утро было солнечное, снег – искристым, настроение – бодрым, как в начале отпуска, и ничто не предвещало опасности. Опасность, между тем, подстерегала уже на вокзальной площади, чего мы не знали и знать не могли.
Адрес у нас был – ассоциация “Народное соглашение”. Контора, или, как теперь говорят, офис этой ассоциации, под крылом которой и собирался съезд, был, нам объяснили, буквально в пяти минутах ходьбы от вокзала. Мы бы спокойно дошли, но при нас были тяжеленные сумки с книгами – можно было подумать, что там кирпичи лежат. И мы решили взять машину – если действительно рядом, то обойдется в тридцатку, ну, в крайнем случае, в пятьдесят, не больше.
Таксисты, здоровые частники, их теперь полно, встречали уже на перроне. Наметанным глазом оценивая нашу поклажу, спрашивали: “Куда едем?” Но, услышав адрес (близко – невыгодно), отходили или заламывали несусветную цену – сотню, а то и двести; у нас за двести можно было в соседний город скатать.
Уже отчаявшись, мы выбрели на привокзальную площадь и остановились в раздумье. Не хотелось тащиться с нашей поклажей, но не хотелось и платить

Скачать полный текст в формате RTF