Не пристала грязь к золотому кружеву,
к загорелым, детским ее рукам.
О, когда б я мог отыскать похожую!
Но она подобна одним лишь бежевым,
на ветру смеющимся облакам.

Воплощенье счастья, любви и верности.
И гулять по лугу. И мять траву.
И порок навеки из сердца вытрясти. –
Но не может, не может такая вырасти
из того, чем я до сих пор живу.

СТАНСЫ

Девочка, как тебя величать,
темная кровь,
я научил тебя различать
секс и любовь,

я покупал тебе на Тверской
сок и инжир,
я познакомил тебя с тоской
и подружил.

Нынче неважно, кто в барыше –
он небольшой.
Я выжигал по твоей душе
с легкой душой,

я тебе в сердце под ребра вбил
стержень копья –
но ни один тебя не любил
так же, как я.

А за науку чудный ответ
ты мне дала –
горстью отсыпала звонких монет
из-за угла.

Дальше – молчи, я почти простил,
дальше – во тьму,
но для кого я тебя растил –
сам не пойму.

* * *

Тебе нравится заката радужный узор.
Тебе нравится токката си бемоль мажор.
Изумрудная камея, ветхая скамья
тебя трогают сильнее, чем любовь моя.

С изумленною душою, личиком бела, –
о, когда бы ты чужою для меня была!
Все, что есть, одним ударом рушишь на куски
со своим великим даром видеть пустяки.

Восхищают спозаранку милое дитя
листья с матовой изнанкой, по ветру летя,
черный камень парапета по пути домой,
строки Гоголя и Фета и себя самой.

Хорошо пройтись по лугу, лучше босиком.
Вот стою я, бедолага, рядом с васильком.
Желтый, белый, синий, красный, –
                                             вот твоя семья.
Слепота бывает разной, милая моя.

* * *

У этой реки вообще не растет трава.
Как я отчетливо помню ее слова,
дыханье и шепот ее в тишине ночной...
Женская память подобна глади речной.
Где бы он ни был – в отчаянье ли, в беде –
любое по силам шагавшему по воде,
кроме одной пустяковины, ерунды –
искусства, пройдя по воде, оставлять следы.

* * *

Спал, положивши руку тебе на грудь.
И пока эта ягодка тыкалась мне в ладонь –
медленно, тихо комната тронулась в путь,
словно купейный полупустой вагон.

И поплыла – скорее всего, туда,
где обрывается лето и гаснет свет,
где уже не ходят, видимо, поезда,
в город на речке, которого, в сущности, нет.

В комнате было душно, а там, в окне,
пестрые листья качались под фонарем.
Так ты во сне прижималась тесней ко мне.
Так в эту ночь я не верил, что мы умрем!

Мы не умрем. Дорога моей души,
рельсовый путь волнений, нелепых ссор!
Сердце мое – наполненный всклень кувшин –
не расплескает качка твоих рессор.

Мы за пределом полуночной полосы.
Кончилась летняя ночь, настает рассвет.
Громко стучат прожорливые часы,
и мы с тобой умираем, а смерти нет.

г. Саранск