Николай БЕРЕЗОВСКИЙ

ПЬЯНЫЕ ЦВЕТЫ

От Сергея Иванова ушла жена. За пятнадцать лет их супружества она уходила не однажды, но через день-другой, много – через неделю, непременно возвращалась, потому что любила мужа, бедой, а не пороком которого, понимала Клавдия, было пристрастие к алкоголю. Он, выросший в пусть умеренно, но регулярно пьющей семье, прикладывался к рюмке и в пору ухаживания за Клавдией, но она надеялась, что это баловство, а не зависимость от “зелёного змия”, и вышла за Сергея замуж.
Свадьбу сыграли сразу после окончания медицинского института, на лечебном факультете которого вместе и учились, и первые годы совместной жизни были совершенно безоблачны. Солнце, мнилось молодожёнам, светило для них и ночами, особенно после рождения Дашеньки, чудесней которой, казалось им, нет на всём свете. И на работе всё складывалось как нельзя лучше. В поликлинике терапевтов Сергея и Клавдию Ивановых коллеги уважали, а пациенты чуть ли не боготворили – за медицинские, несмотря на молодость, познания и искреннюю отзывчивость, особенно к пожилым людям. Сергей, правда, продолжал выпивать, но понемногу, как в кавалерах, и только дома в праздники и выходные, но никогда на улице со случайными людьми, а на работе и тем более. И Клавдия думать забыла, что когда-то боялась, что её Серёженька с годами может стать забулдыгой. А вот вдруг вспыхнувшая у мужа прямо-таки страсть к цветоводству озаботила. Сергей, когда после рождения дочери они получили двухкомнатную квартиру, постепенно заставил все подоконники горшками с разнообразными цветами. Кроме привычных фиалок с кактусами да лилий с “декабристом”, Клавдия прежде никогда таких и не видела, как и не слышала их названий, чаще всего латинских. Особенную слабость муж испытывал к заморским растениям – разнообразнейшим лианам, ростки которых, добытые им неизвестно где, развивались так стремительно, что вскоре после появления в квартире буквально опутывали, не только стены, но и потолки.
“Это монстеры из семейства аронниковых – деликатесные, лакомые, привлекательные... Слышишь, как чудесно звучат их названия – в переводе на русский?” – пытаясь, очевидно, склонить к цветоводству и жену, пускался иногда в пылкие объяснения Сергей.
“Кулинария какая-то, эти твои монстры!” – испытывая к лианам неприязнь, язвила Клавдия.
“Монстеры!” – не уставал поправлять Сергей, и однажды принёс в дом и вовсе что-то несусветное.
“А вот тебе не “кулинария”!” – заявил он, на седьмом небе от счастья, ещё с порога, – “Антуриум андре! “Цветок-хвост”, если по-нашенски. Знаешь, как цветёт!”
Но Клавдия знать не хотела.
“Увижу”, – сказала она сухо, много позже горько пожалев, что не прониклась увлечением мужа, и он, посмурнев, молча ушёл в комнату дочери, где ещё оставалось место на подоконнике для новосёла...

Сергей ухаживал за цветами с такой тщательностью, с какой, наверное, не ухаживал за Клавдией в институте, а за дочерью в младенчестве. И Даша, уже начавшая ходить, что удивительно, пыталась помогать отцу не только поливать цветы, но и устраивать им душ, опылять какими-то растворами против цветочных инфекций и даже перемешивать в специально купленном для этой цели контейнере разную землю с разными, иногда гадко пахнущими, удобрениями. И лепетала нерусские названия цветов увереннее, чем слова на родном языке. А когда подросла и пошла в первый класс, переняла у отца привычку чуть ли не часами с цветами разговаривать – иногда вслух, а чаще молча, что, конечно, не было слышно, но было видно по её позе, глазам, улыбающемуся, задумчивому или вдруг озабоченному лицу.
– Ты, мне думается, помешался на своих цветах, – сказала однажды мужу Клавдия. – И Дашу за собой тянешь. Она, вон, и на улицу играть почти не выходит, и подружек у неё нет – одни твои цветы на уме. Ты, Сергей, и с цветами ещё, может, спать станешь?
– Ревнуешь? – засмеялся он. – Нет, с цветами спать я не стану, – притянул жену к себе. – Но разве ты не видишь, что цветы – буйство и праздник жизни? И прекрасно, что наша Дашенька тянется к прекрасному, а не к грязи, в которой тонешь в нашем дворе, а что подружек у неё будто нет – это напраслина. У неё весь кружок цветоводства в подружках и в друзьях...
И правда, Даша ещё до школы стала заниматься на городской станции юных натуралистов в кружке цветоводов, в который её привёл, конечно же, отец, и в этом кружке, видела Клавдия, она занималась гораздо охотнее, чем позже в школе.
– В агрономы метишь? – подколола как-то дочку Клавдия. – Так прежде чем агрономом стать, нужно хорошо учиться, чтобы после школы поступить в институт.
– Может, и в агрономы, – улыбнулась Даша, тогда третьеклассница. – А ещё флористом хорошо бы. Или специалистом по ландшафтному дизайну. А учусь я, мама, хорошо, – тут же обиделась она.
У Клавдии голова пошла кругом – специалист, флорист, дизайн, ландшафт. Десятилетняя пигалица – и такими терминами шпарит! Возразить же дочке было нечем – училась она, и правда, хорошо. И Клавдия смирилась с увлечением Даши, как немного раньше перестала ревновать мужа к цветам. Да и, честно сказать, сама уже стала к цветникам на подоконниках неравнодушной. Может, потому, что женская половина