Несмотря на ранний час, в аэропорту было людно и шумшх диктор объявляла и объявляла о рейсах. Верочка предъявила авиабилет служащему в. форменном кителе, он сказал что-то по-французски. Тут она увидела Виктора. Раскрасневшийся, с сумкой через плечо, он подошел к Вене, взял под руку и отвел его в сторону. До Верочки долетели обрывки их разговора.
– Почему, черт побери... не принимают чеки?
– Они из магазинов, не связанных с аэопойтом... Вот вам... и не вейнули налог. Я же объяснял, где лучше делать покупки!
– Ну, ты и... фрукт! – сказал Виктор, и его бородка дернулась.
Лицо Вени покрылось пятнами. Он поправил галстук, неуверенной походкой приблизился к гостям из России:
– Пъошу... Пъошу не теять въемя и... пъойти паспойтный контъоль... Паиж... Паиж не говоит вам “пъощай!”
Режиссер Гуков поправил сумку, висевшую на его плече, и пошел к кабинкам французских пограничников. Верочка быстро вынула серебряное колечко из дамской сумочки, поспешила вслед за Виктором и, догнав, сказала:
– Все обойдется...
И она сунула серебряное колечко в карман его куртки. Виктор сверкнул глазами и ничего не сказал.
В Ряжевске уже миновал полдень. В квартире Шиловых открыты форточки, и ветер играет в тюлевых шторах. Алешка лежит на диване у телевизора, Иринка колдует над обедом на кухне. А Олежка гоняет во дворе мяч с мальчишками – из-под расстегнутой курточки выбивается футболка, капельки пота катятся по вискам. И солнце за тучей, и блики в листве...
Верочка, Виктор, затем Тима и Сергей прошли через паспортный контроль.
– Адью, Франция! – сказал Сергей, он был в темно-синем костюме в тонкую полоску, при галстуке.
– Может, выпьем по чашечке кофе? – предложил Сергей и поглядел на часы.
– Я – пас, – тихо сказал Виктор.
Тима присел в ближайшее кресло в зале ожидания, его голова наклонилась набок и он засопел. Кивнув на Тиму, Сергей виновато прошептал:
– Он всю ночь пил...
В магазинчике сувениров Верочка бесцельно ходила между стеллажами. Ее взгляд остановился на толстом альбоме с репродукциями Пикассо. На обложке книги был помещен портрет художника, его глаза, окруженные паутинками морщинок, как будто насмешливо глядели на Верочку.
– Пора... – сказал Сергей.
Она вошла в зал ожидания и села на скамейку, Сергей примостился рядом.
Объявили посадку.
Верочка поднялась и медленно пошла к самолету. Перед ее глазами была улыбка Алешки. В ее ушах стоял шум ветра в верхушках сосен.

г.Омск

Надежда ПАПОРКОВА

НЕМНОГО ВЕРЫ
И ТЕПЛА

ЗРИТЕЛЬ

Быть иль не быть... О, зритель, силься вновь
Изобразить беспомощность усмешки.
Вся жизнь твоя – публичная любовь
К трагедии, что совершится в спешке.

Нежнее лгут актеров голоса,
Уснувший прах столетий сотрясая.
И Гамлета понять за полчаса
Так просто, как погибнуть мир спасая.

Бесчувствие доводит нас до слез,
Но есть еще последняя минута...
И вдруг звучит заученный вопрос –
Из зрительного зала, почему-то...

* * *

Немного веры и тепла,
Немного музыки, быть может, –
И этот день печальный прожит,
И эта рана зажила.

Все так же в синем феврале
На синий снег ложатся тени.
И в зимнем небе – свет весенний,
И тишь земная на земле.

И семь цветов, семь чистых нот!
Внимать бы вам и слышать Бога,
Пока не кончилась дорога,
И даже если все пройдет...

* * *

“Погибающим светит маяк”
Георгий Иванов

Никогда, никогда, никогда, никогда...
Это всуе растрачено вечное слово.
Истекает печалью живая вода,
Утекает сквозь пальцы живая вода,
Но пойми, даже это на свете не ново.

Разве северный ветер веками дыша
Мало слышал сердец, переполненных болью?
Только в клетке и пела живая душа, –
Умирает на воле живая душа...
Но спасибо, спасибо, спасибо за волю.

Разве жизнь невозможна, когда это так?
Можно жить и смеяться и петь, умирая.
В темноте погибающим светит маяк.
В глубине утопающим светит маяк.
Никогда, никогда не добраться до края...

г. Рыбинск