истории, тайком бегать с курящими друзьями на запасную лестницу, и не бояться, что к нему, как к другим, никто не придёт. Сергей Фёдорович приходил часто, иногда – его мама, ещё реже – Женька. С Женькой они попытались спрятаться за входной дверью и поцеловаться, но их застала бабушка-вахтёрша. Хлопнула Ярослава между лопаток твёрдой ладонью и сказала: “Всё твоему отцу расскажу! Бессовестный!” Ярослав с Женькой засмеялись и убежали на улицу. А перед самой выпиской почему-то вдруг заявилась Фроська. Подала Ярославу свёрток: “Вот, это вы с Сергеем Фёдоровичем в детдоме забыли”. В свёртке лежало несколько полусгоревших свечей и кружка с медвежатами. “А он как?” – спросила Фроська. “Нормально”, – пожал плечами Ярослав. Фроська потопталась ещё немного и ушла, а Ярослав расставил свечи на подоконнике, где пацаны курили и поджёг их. Очищающий, успокаивающий огонь горел долго. Он как бы говорил Ярославу, что всё плохое закончилось и, не смотря ни на какие болезни и страхи, теперь всё будет хорошо.

Маленькая чёрная собачка, неслышно ступая лапками по стерильно белому снегу, подошла к нему. Она помахивала хвостом, а глаза у неё немного слезились от мороза. Ярослав поправил на плече школьную сумку и расстегнул пуховик – в кармане рубашки, завёрнутая в целлофан, лежала котлета. Он всегда брал котлету в школьной столовой и приносил сюда, собачке. Он не знал, как её зовут, и не знал, чья она, но собачка встречала его каждое утро и шла за ним до школы, а после уроков провожала до самого дома. Ярослав звал собаку Дружок, хотя, кажется, собачка была женского рода...

г. Омск

ДиН память

Михаил ДЁМИН

* * *

Покукуй. Потоскуй. Погорюй.
Так зовутся сибирские сёла.
Ангара. Рокот яростных струй.
Стройка в стылой глуши невесёлой.

Там, в тайге,
рыл я землю сырую,
горевал по тебе
в Погорюе.

Я вставал над рекою, топча
тихий вереск
и мёд медуницы;
гуси-лебеди, вольные птицы,
пропадали в закате, крича...

Ну и вот, всё сбылось.
Я доволен.
Томик Киплинга. Лампа. Покой.
Я с тобой. Всё сбылось!
Я доволен.
Но зачем же всё более болен
я свирепой бродяжьей тоской?

– Потоскуй! –
свищет сумрак за ставней.
– По-ку-куй! –
закликают составы,
стал огонь сигареты звездой.
Встал огонь над иззябшей водой.
Мне б всё это забыть,
мне б забыться...

Но не спиться.
Не спится.
Не спится.

Спишь...
Покойно закинуты руки.

Снова я – на ангарской излуке
у гряды от луны голубой,
у воды от прибоя рябой.
Я с тобою...
Проклятье!
Не спится.