Андрей НИТЧЕНКО

ВАЛЬС
ПОЛИВАЛЬНЫХ
МАШИН

* * *

Смерть – это как
в детстве отъезд из деревни.
С выгоном, садом, школой за поворотом,
Белым колодцем – не пил воды ледянее –
Чёрной смородиной, ковкой тропинкой
за огородом.
Так всё обжито, так приросло за лето,
И не представить, как без тебя здесь могут
Лаять собаки, дождь – идти, на дорогу
Бегать приятель с ободранными коленками.
Как без тебя облака отразятся эти
В окнах веранды. Яблоки под часами...
Нет же, неправда, ещё никуда не едем!
Ветер в окошко. Церковка исчезает.

* * *

Вальс поливальных машин,
поливальных машин,
вальс на рассвете, отбитые стёклами блики,
на перекрёстке-кольце ни души, ни души,
да вавилонское облако – дробноязыкий
контур червлёный растёт, раздвигая дома,
мудро клубится, горит, оседает и дышит.
То ассирийская шапка, то башня Тамар.
Кто первозданности учит, сияние пишет?
В воздух распахнута площадь и нет голосов,
Вскрыли конверт, где нечитанным время
лежало.
Не отдыхая ползёт черепашка часов.
Пересыпается ночь в табакерке вокзала.
Жизнь пробегает глазами остаток земной:
те же слагаемые – но сумма иная.
Тихо зернится листва. Слепой пятернёй
ветер ощупал лицо моё, запоминая.

* * *

Человеческая речь –
Аз и Буки. Веди. Вечность.
Почему способна речь нас
убивать, лечить, беречь?
Людие. Земля. Добро.
Твердь, подъемлющая плечи.
Или ангельское вече,
или кошка моет рот...
Или мостики лесов
пеннокаменного храма,
или вязь дремучих грамот,
или Божие лицо?
Мы не ведали её –
спали, спали мы доселе,
кроветворное питьё
пригубили в колыбели.
Что яснее наших слов?

Как мы чётко отличаем:
вот – исток, вот – окончанье.
это – камень, это – кров.
Как заигран каждый слог,
перекручен, ироничен.
и бессмысленно граничат
Берег, Бестолочь и Бог.
Замирают существа,
искажаются предметы.
Опустевшие слова
возвращаются поэту.

КАЛЕНДАРЬ

И стал мне понятен земной календарь.
Матфея открыл – и повеял февраль.
И я снегопасов увидел тогда,
они с высоты пригоняли стада.
Светящийся Марк открывается: март.
И мокрые кровли, и с них – каплепад!
И малые птицы, не веря копью,
от Марта Евангелье медленно пьют.
А после – лучи, лукоморие, луг,
оставшийся снег по овражкам растает.
Посмотрит Лука непоспешно вокруг,
и тонкими стрелками лук прорастает.
Но тянется горечь осенних костров,
сиянье растёт и взрослеет туман:
с горящей земли отнимая покров
последним идёт Иоанн.

* * *

Вот дом, вот день, вот дождь, вот свет –
весь мир предметов и примет.
Ты видишь всё, но ты привык –
спокоен пульс, остёр язык.
И только слова глубина
ещё не одушевлена.
И отчуждения прибой
меж существами и тобой.
Но вдруг – как ливень с высоты –
откуда ты? Откуда ты?
Откуда это существо,
дороже всех, нужней всего?
И ты внезапно ощутишь
такую дрожь, такую тишь.
И с изумлением поймёшь:
Вот дом.
Вот день.