Николай ВОЛОКИТИН

РАСПЛАТА

Они были друзьями с первого класса.
На четвертом десятке лет стали врагами, да такими, что лютей не сыскать.
Что же случилось?
Многое случилось, если хорошо присмотреться, все учесть и все сопоставить...
Ранним июньским утром егерь Широковского охотничьего хозяйства Александр Корнилов, обходя дозором участок, шагал себе неторопливо по берегу родного Белого озера да благодушно мурлыкал под нос услышанный вчера перед сном по телевизору очередной невзрачненький, но навязчиво-настырный мотивчик.
Хоть проворное солнышко и взобралось уже высоко, траву еще обильно, как только что разрезанный потный огурчик крупная соль, серебрила роса, и ее острая прохладная свежесть ощущалась ногами даже сквозь толстую резину сапог и носки.
Это бодрило. Это создавало особый настрой, от которого силы прибавлялись как б сами собой.
Справа от Корнилова сверкали в лучах мелкой рябью необъятная водная гладь, уходящая в едва видимую, смутно мерцающую в мареве степь, а слева к самому берегу зеленой стеной наплывало кудрявое, веселое мелколесье, как бы подталкиваемое с тылу стройным березняком. За этим березняком простиралось обширное сельское пастбище, парной крепкий дух с которого, несмотря на многосаженную завесу листвы, доносилось аж до воды. А само село, основанное еще в восемнадцатом веке на самом береговом окаеме переселенцами из центральной России, оставалось далеко за спиной. Иногда Корнилов останавливался, оглядываясь, и с замиранием сердца смотрел на знакомые с детства контуры приземистых деревянных домов, пригонов, двухэтажной, почерневшей от времени школы, в которой когда-то учился, замысловатого нагромождения надстроек бывшей колхозной зерносушилки, пожарки...
Он очень любил свое Широково, и вид его всегда доставлял ему неизъяснимую радость.
Но, пожалуй, еще больше он любил озеро, мальчишески-восторженное чувство к которому не изменилось с годами, как почти не менялось никогда и оно.
Вон извечная чайка-кричайка, сделав молниеподобный зигзаг, резко клюнула носом в волну, затрепетала быстро-быстро проворными крыльями и вынесла на высоту в клюве рыбку. Вон веселый суслик выскочил из невидимой норки, промчался десяток метров по береговой частине и замер на кочке бусеньким столбиком, глядя на мелководье, где в это время всхлюпнула щука, от которой в разные стороны веером порскнули стайки мальков. А вот и важной купчихой выплыла из камышей очередная домовитая мамаша-крякуха с малыми детками – между прочим, уже шестая в это утро по счету – и, заметив Корнилова, круто, хоть и несуетно, стала забирать в сторону, подальше от берега. При этом утята все пятеро враз, как по команде, делали точь-в-точь такие же движения, как она, хотя утка, казалось, даже не обращала на них никакого внимания. В отличии от ругих крякошат, уже довольно

крупных, с потемневшим оперением, эти были вовсе светленькие пушки, что егерю ясно говорило: первая кладка этой матроны весной была кем-то разорена. Что же, такое случается и даже очень нередко: вокруг столько коршунов, ворон, разных четвероногих разбойников, – но упорный да побеждает.
“Будет, будет снова осенью промысел!” – довольный подумал Корнилов, сворачивая чуть влево, чтобы обойти ставшие на пути густые заросли облепихи. За этими зарослями было самое удивительное место во всей приозерной округе, и егерь, как всегда на этом участке пути, вздрогнул внутренне, заволновался, уже загодя представил ту красоту, которая вот-вот объявится взору. Там впадала в озеро звонкоголосая речка Говоруха, а прямо за речкой возвышался от самого берега озера отлогий холм, поросший золотистым солнечным сосняком. Во всей прилегающей лесостепной полосе на сотни верст вокруг не было ни одного хвойного дерева, лишь береза, ольха да талина, а тут вот – пожалуйста... В детстве Корнилов, как и все широковские мальчишки летом, и в сосняке, и на речке проводил дни напролет, то рыбача, то собирая упругие маслятки, то лакомясь запашистой клубникой, отчего и относился так неравнодушно к чудесной укромине.
Вокруг было в общем-то тихо, если не считать неумолкаемого птичьего пересвиста да отдаленного мычанья коров, и вдруг егерь услышал впереди как бы утробный рык тяжелого грузовика, острый скрежет гравия о металл, когда гравий выгружают из самосвала, и даже мужичий заковыристый мат... Не показалось ли? Откуда бы всему этому взяться? В том углу и дорог-то не было отродясь. Одни пешеходные тропки.
Корнилов рванул рысцой и, выбежав на берег речушки, увидел, что на самой макушке холма сосняк начисто вырублен и на месте бывших деревьев мрачно, как на могиле, чернеют конусы свеженарытой земли да высятся по-мясному бурые с белыми ребрами поддонов штабеля кирпича.
Нич-ч-чегошеньки! Что происходит? Еще две недели назад здесь все было так же, как десятки, а может, и сотни лет прежде, и вдруг в одночасье такая метаморфоза. Кто мог такое сотворить? У кого хватило духу покуситься на самое святое в окрестной природе? По какому праву? Кто разрешил?
Корнилов махом перебрал неглубокую речку, скачками поднялся на холм – так и есть! В самом центре вековечного бора зиял котлован под фундамент будущего строения, а от фундамента вела в степь уже по

Скачать полный текст в формате RTF