Олег ХОМЯКОВ

СЛУЧАЙ В 41-ОМ

История одной рукописи

Памяти Виктора Петровича Астафьева

Вводное слово

Член Союза писателей, Союза кинематографистов России, многолетний пенсионер, я пребываю в смущении, думая о возможности сесть за эту книгу.
Но такое обстоятельство.
В годы, когда я работал редактором художественных фильмов на Свердловской и Одесской киностудиях, через мои руки прошли сотни, если не тысячи, “самотечных” сценариев.
В них порой содержались невыдуманные истории, которым авторы-непрофессионалы пытались придать форму киносценария.
В редких случаях, доработанные сценаристами, эти дилетантские сочинения превращались в фильм.
Драматургия, по словам А.М.Горького, самый трудный жанр литературы.
Между тем при общей любви к “самому массовому из искусств”, при кажущейся простоте задачи (изложи историю так, будто видишь ее в кино) обращение тысяч перьев к сценарию было неизбежным. Повесть, рассказ требовали кропотливого, рассчитанного на уверенное владение словом письма. А тут – пиши, как видится. Полагаясь на то, что все пустоты дополнит режиссер, доснимает оператор, доиграет актер.
Но когда грамотный человек предавал гласности некий факт, случай из жизни, полную драматизма коллизию, мы, студийцы, были начеку. Читаешь и думаешь: надо ли привлечь опытного сценариста? Пройдет ли эта история через цензорские рогатки, которых в кино было больше, чем где-либо? Что останется от “захватывающей” истории, когда сработает правило: палка – это отредактированная елка? Не лучше ли, если автор худо-бедно владеет пером, дать совет обратиться к прозе? Ведь напиши, пробей он рассказ или повесть в журнал, нам легче ее – экранизировать. И чиновники будут сговорчивей, и соавтор быстрей найдется.
Словом, желания “отфутболить” интересный самотек у нас не было. Хотя из своей редакторской практики я, к сожалению, не помню случая, чтобы автор внял разумному совету. Ведь опубликуй он потом сочинение в жанре прозы, непременно прислал бы.
Но чего не было, того не было.

* * *

Из пакета со штемпелем города Лосьва, что на Северном Урале, я извлек тогда “Конторскую книгу”. На титульном листе прочел:
Ник. ТАРЕЕВ
СЛУЧАЙ В 41-М
Баллада для кино
Стоп! Было правило: рукописные тексты возвращать, не читая. Не о каждом авторе скажешь:

“Каллиграф!”, как генерал Иволгин о князе Мышкине.
Что-то из жизни военных летчиков. Рыцари пятого океана – моя слабость. Все детство на летном поле!..
Я углубился в рукопись. Она не отпустила меня на обед...
Да голод не тетка, и, закрыв последнюю страницу, я поспешил в буфет.
Перед его закрытием в конце рабочего дня у стойки толпятся те, кому предстоят съемки в вечернюю смену. С ними и режиссер-постановщик Олег Павлович Н-ий, которого я попросил улучить минуту и зайти ко мне в сценарный отдел. Он пришел.
– Тезка! – сказал я, потрясая “конторской” книгой. – Надеюсь, ты помнишь крыловское: “Петух в навозной куче ковыряясь...”
– Завтра на свежую голову ты, ветеран войны, прочтешь и оценишь. Летчики 41-го года!..
– Я пехотинец, – Олег Павлович открыл фолиант: – От руки?..
– Почерк идеальный.
– У меня дома лежат две повести на предмет экранизации. Одна о Братской ГЭС, другая об осушении тюменских топей...
– Забудь о них!
На следующий день у Н-го снова была вечерняя съемка. Готовясь, он на бегу погрозил мне пальцем: – Если я засну в кресле с надписью “режиссер”, виноват будешь ты. И Тареев.
– Когда я тебя обманывал?
– Читал до пяти утра.
В технический перерыв – “пауза света” у операторов – режиссер заглянул ко мне.
– “Баллада”... Я ждал героики, уж коли речь о начале войны, но вещь насквозь лирическая! Для меня – поэма о любви. На грозовом фоне 41-го...
Раскурив сигарету, продолжил:
– Но если с войной, с любовью все ясно и понятно, то как быть – с мистикой?.. А без сцены в березняке все рассыпается. Новогодняя елка – без макушки!
– А “Иваново детство”?..
– У Тарковского не мистика – сны. “Сны Ивана”.
– Пусть и у нас будет сон. Два поверженных ангела с крылышками в петлицах, обессилевшие, продрогшие, лежат на печке и видят сны...
– Нет. Не получится. Тут или-или. Или правда – тогда это Ален Рене, Бергман. Помнишь часы без стрелок в “Земляничной поляне”? Символ вечности бытия, не линейного хода времени. Нет времени – нет смерти...
– То же и у Тареева, Олег!

Скачать полный текст в формате RTF