Евгений ПОПОВ
ИЗ ЦИКЛА
“ПРОЗА ЖИЗНИ”
КАК Я ПРИРАСТИЛ СОБОЮ МОСКВУ
Я очень сильно волновался, когда, закончив среднюю школу №20, прибыл в Москву на поезде из города К., стоящего на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан, чтобы получить в столице высшее образование. Был тогда 1963 год, страною правил Никита Хрущев, жить было, как всегда, интересно и весело.
Особенно в Москве. Я уже тогда знал, что именно здесь базируется центр если не мировой, то, по крайней мере, русской культуры, и сердце мое сладко ныло от грядущей гипотетической встречи с прекрасным.
Однако на Ярославском вокзале меня поджидало первое испытание: в сортире, на кафельном полу валялся “в собственном соку” пьяный вусмерть гражданин, а скучающий милиционер осторожно будил его носком своего служебного сапога, приговаривая малоразборчивое “бла-бла-бла” в ожидании медицинской “перевозки”.
В общежитии мест не было, но я этому только радовался – нас, абитуриентов, разместили на раскладушках прямо в одной из аудиторий того Московского геологоразведочного института, куда я тогда поступил и который закончил. Радость была не напрасной. ЦЕНТРОВЕЕ жить просто было нельзя, институт помещался на Манежной площади, напротив Кремль, слева – “Националь”, справа – Ломоносов в виде статуи. Поэтому когда я все же поселился в корпусе №1 того студенческого городка, что до сих существует непосредственно за Киевским вокзалом на улице Студенческой, место это показалось мне глубокой окраиной, как в фильме Бориса Барнета с одноименным названием.
Шли годы. Сначала – учебы, а потом и просто годы. И ведь мне никто не поверит, но я, честное слово, вовсе не целился присосаться к Москве с целью дальнейшего в ней благоденствия. Вот почему получив диплом и сопутствующий ему ромбовидный знак под названием “поплавок”, я отбыл обратно на родину, которая теперь стала для меня малой, потому что я уже 26 лет живу в столице официально, здесь моя семья, работа, дом.
А путей остаться в Москве существовало тогда для молодого человека невероятное множество, несмотря на строгий полицейский режим этого вечного режимного города с хорошим снабжением дефицитными продуктами и советскую власть, которая была не в силах обеспечить этими продуктами все остальное население страны.
Можно было, например, жениться на москвичке с целью прописки – по любви или за деньги. Удивительно, но власть с этим мирилась, как будто уже тогда знала все про Святого Валентина, покровителя влюбленных.
Можно было целенаправленно строить карьеру, достигнуть успехов в учебе и общественной жизни, спланировать из комсомола непосредственно в КПСС,
получить московское распределение, комнату в общаге, постепенно – квартиру в пятиэтажной “хрущобе”, которых для решения жилищной проблемы выросло тогда в пределах Москвы великое множество, а нынешние московские начальники теперь даже и не знают, что делать с этими разрушающими на глазах панельными зданиями, где потолок находится на расстоянии от пола в 2 м 50 см.
Можно было пополнить собой армию московской лимиты, то есть временно, лет на десять, поступить на тяжелую, низкооплачиваемую работу (стройка, водить трамвай, подметать улицы, служить рядовым в милиции, где коррупция тогда существовала в эмбриональном состоянии) с перспективой укоренения в нашем городе-герое.
И так далее. Москва всегда дозировала количество приезжих и само пребывание в ней полагала наградой и льготой. Так, отслужившие свой срок провинциальные коммунистические шишки, все эти секретари обкомов партии, лидеры так называемых Советов депутатов трудящихся по выходе на пенсию частенько получали московское жилье и прикрепление все к тем же закрытым распределителям материальных благ, о чем в остальной части страны слагались саги и легенды. Требовались Москве и высокопоставленные специалисты: только получив вызов из Министерства, такой спец имел право обменять свою трехкомнатную кв. на любую ж\пл в Москве, как гласили многочисленные объявления в “Справочниках по обмену”.
Но можно было меняться на Подмосковье, а уж оттуда беспрепятственно в саму Москву. Что я в конечном итоге и сделал, переселившись сначала в старинный город Дмитров, а потом и в московскую коммуналку, чудную обитель разномастных граждан, живущих по сложным законам, описанным в произведениях Михаила Зощенко, Владимира Высоцкого, Василия Шукшина и многих других творцов, досыта хлебнувших советской власти.
Отринув свою природную скромность, опустив вопрос о масштабах дарования я и себя вынужден отнести к подобным творцам, потому что и мои сочинения на излете зрелого социализма казались тогдашней официальной идеологии “идейно-ущербными, близкими к клеветническим, с элементами цинизма и порнографии”, отчего в родном городе меня явно поджидало печальное будущее, как того витязя на распутье: спиться, сесть за “диссиду” или, наоборот, пополнить собою ряды советских конформистов, верноподданных правящей партии. А в Москве таковых, как я, было уже много, в Москве легко было раствориться, здесь вовсю циркулировали “самиздат”, “тамиздат” и поговорка “всех партизан не перевешаешь”.
Скачать полный текст в формате RTF