Афанасий ПОГУДИН

ПЕРЕДРЯГА

Сыновья Мишка и Гришка жили в отделе. Иван загодя, ещё до их женитьб, построил им дома. Дочь Маришка ещё не вышла замуж; что думала, сидела дома, не ходила на вечеринки, отвергала ухаживания, никто ей не нравился, ее прозвали “От ворот поворот”, читала романа, нежила кошечку, со слезами раздавала котят. Она заведовала сельской библиотекой.
В совхоз направили освобожденным секретарем партийного комитета профессионала. Степан Степанович. Флотский. Высокий. Чернявый. Черты лица грубоватые, но приятные. Молодой да ранний. Успел кончить высшую партийную школу. Туда кого попало не посылают учиться. Деятельный, общительный, веселый. Видно и слышно его за версту. Наторел на комсомольской работе. В кабинете не застанешь: его постоянно тянуло к народу. Верхом на лошади или в легкой коляске, в кошевке ездил в отделения совхоза, осведомлял людей о делах в хозяйстве, о событиях в стране и за рубежом, давал партийные поручения, проводил торжественные собрания, председательствовал на них, где можно и нужно выступал, призывал ещё лучше трудиться, присутствовал на производственных совещаниях, заседаниях руководящих органов общественных организаций, был в курсе всех дел, организовывал массовые мероприятия, субботники, лично участвовал в художественной самодеятельности: пел, плясал, читал, импровизировал, как артист; семинар, конференция, собрание актива – он там; всех внимательно выслушивал, никогда не повышал голоса, не перебивал, когда говорили другие, имел терпение, умел прощать, не журил, никогда не унизит, не обругает, не осудит, ни над кем не посмеется, разговарил со всеми на “Вы”, умно шутил, рассказывал приемлимые анекдоты, вспоминал подходящие кстати случаи, вникал, сострадал, близко к сердцу принимал горе и радости людей, которые обращались к нему, старался помочь. Душа народа. Всем пример. Чудак, требовал, чтобы все внимательно относились к нарушителям трудовой дисциплины и общественного порядка, разбирались в каждом отдельном случае, по отношению ни к кому не допускали несправедливость: они приносит больше вреда, чем пользы.
Неразумные Мишка с Гришкой по-за глаза называли его Степкой Блаженным, колобродили: “Косая сажень в плечах, такому пахать, а не языком болтать”. Спроси ты их. Распоясались. А Степан Степанович, как на грех, зачастил в библиотеку. Редко уходил оттуда с книгой. Неспроста, неспроста он посещал храм науки. После закрытия библиотеки вечерами провожал библиотекаршу до дома. Кто-то подглядел и разнеслось по селу, когда они первый раз поцеловались. Так что Иван с Настасьей готовьте свадьбу. У них серьезно. Оба в годах уже и не какие-нибудь. Парень – не промах, растормошил сердце златокудрой затворницы. Степан Степанович по всем правилам пришел со сватами, поклонился в пояс отцу и матери невесты, попросил у них руки их дочери Марины Ивановны, обещал любить и беречь ее до конца своих дней. Им очень понравилось. Они благославили молодых, осенили крестным знамением, пожелали счастья на век. Взяли его в дом. У него отец не вернулся с войны, мать умер

ла. Он полностью отдавался учебе и служению общественному долгу. Ни кола, ни двора у него, ни крыши над головой, общежития да частные квартиры и чемодан.
Вот и дочь определилась в жизни, счастье само привалило, не искать. Антиповых в селе зауважали, про них вели разговоры да хорошие.
Иван с Анастасией страшились партийного зятя: они теперь на виду у всех, если что не так, ему будут пальцем на них показывать, и может не понравиться. Старались блюсти себя.
Иван не доверял резиновой обуви, потому что в ней нога не дышит, потеет, болит. И без нее в деревенской грязи никуда. Он не сдавал государству шкуры домашних животных, тайно выделывал кожи, шил всем своим добротные, не промокаемые на кожаной подошве, не на “протекторе”. За сараем у него “секретный кожевенный завод” – в земле закопаны кедровые кадки с выделываемыми дубителем кожами. Он не решался признаться партийному зятю в нарушении запрета на самостоятельное изготовление кож, надеялся на авось и переживал. А Степан Степанович на радость уже знал и сам включился в “секретное производство”. Надев кожаный опойковый фартук, засучив рукава рубахи, спросит что и как, в большой деревянной ступе тяжелым березовым пестом толчет сухую талиновую кору на дубитель, обрабатывает шкуры квасцами, скобелем сдирает мездру, счищает шерсть, пересыпает дубителем кожи, закладывает в кадки, заливает водой, закапывает, готовые кожи промывает, вешает на чердаке сушиться, потом коленом мнет их в мялке, при этом иногда приговаривает, как оправдывается, что в жизни все может пригодиться, только надо механизировать этот тяжелейший труд. Ему как понравилось. Лыко драть на дубитель в лес не ходил, так как люди увидят – что подумают. Дома что-нибудь да делал, рубил, строгал, сколачивал, копался в огороде, любил ухаживать за помидорами. Особенно хваткий на покосе. Капитально отремонтировали дом, покрыли шифером. Усадьбу обнесли новой городьбой. Лучше сына родного! Этого не надо заставлять, просить: сам знает, что делать, а не знает, так спросит. Непривередливый. Что подадут на стол, то и ест – нахваливает. “Хозяйственный у вас зять-то, – говорили люди. – Работящий. Простой. Благородный. Вон шиферу достал. На работе уваженье”. Чистая правда. Долгими зимними вечерами отложит в сторону бумаги, шьют с тестем сапоги; набивает руку, как заправский сапожник, и беседуют о том, о сем. Анастасия глядит радуется. Да вот сыновья подтрунивали: “Ты весь коммунизмом пропах”. Но как пропахнешь тем, чего в глаза не видел, чего не нюхал, чего в руки не брал. Иван наказывал им, чтобы не позорили уважаемого человека, к тому же родственника, за одно при людно дурь свою бы не показывали. Степан Степанович не как они, не любит сидеть без дела, сложа руки, не боится переработать, на что поставлен, то и исполняет, как положено. Какие порядки в государстве, то и должны делать каждый на своем месте. Если бы все так относились к своему делу, как Степан Степанович, не так бы жили. А то как Фома да Ерема. Один: “Давай побежим”, другой: “Давай полежим”. С ними далеко не удешь или уедешь не туда, куда надо. Не Степана Степановича, так другого кого прислали бы, еще не известно какого. Да где там! Уперлись на своем, как быки на веревке. Жить бы да жить в мире и согласии, а они выставляются. Хоть бы что понимали в политике. Знают только ругать. Чело