Борис ПЕТРОВ

ОСЕННИЙ ПОЕЗД

Сентиментальное путешествие вглубь памяти

1.

Наконец предотъездная толчея угомонилась, в вагоне поутихло. Опершись локтем на откидной столик и подперев щеку ладонью, я без всякой мысли смотрел в окно на отгороженную глухим грязноватым стеклом обычную перронную суету, которую в какой-то момент стало почти незаметно плавным течением сносить вправо и назад. В прошлое.
А еще недавно наш купейный выглядел разворошенным палкой муравейником. Хлопали двери, распаренные пассажиры, оббивая чемоданами углы, толкались в узком проходе. Вдруг просунется в дверь голова с заполошными глазами, шапка на затылке: “Это седьмое купе?” – “Там же написано, у вас перед глазами”. – “Ах, извините...” И исчезнет. Странные люди. Или просто временно ошалевшие.
Попутчик у меня пока один. Бессловесный, неподвижный, удивительно какой-то серый, с увядшими бесцветными глазами, неинтересный и ничем не интересующийся. Имущества – одна хозяйственная сумка из потертой материи, словно собрался в магазин за углом, в ней, кажется, позвякивало стекло. (Ха, значит, уже из магазина!) Пока что даже формально не познакомились. Может, оно и к лучшему, терпеть не могу общительных болтунов в купе.
Поезд плавно, но с ощутимой внутренней тягой, изголодавшейся по движению, набирал ход, не то, что торопливая легкомысленная электричка. Строгой чередой проводил нас караул высокомерных многоэтажек, все чаще мелькали базарная толчея разномастных индивидуальных гаражей, подмигивали подфарниками приостановившиеся у переезда автомобили, безразлично дремали замусоренные пустыри – обычный прижелезнодорожный пейзаж. По-о-ехали! Ощущение легкости, будто ты отвязался, и вот уж подхватило воздушными токами...
По-старинному путешествую, со своими пирогами в дорогу, с обязательной вареной курицей и солюшкой в спичечном коробке, даже бумажные салфетки не забыты. Этакий хозяйственный пенсионер. А, собственно, почему вдруг с подковыркой? Трое суток в пути, и чем своего приготовления курица хуже тощих и кислых “первых-вторых” из поездного ресторана? Изжога замучит, не говоря про нынешние цены. Пенсионер... Больше того, и “ветеран”, иначе не попал бы в это купе: поздней осенью нашему брату скидка. А может, и вовсе не поехал бы – сколько лет уже не выбирался далеко из дому. А на поезде вообще. Пока работал – только на самолетах. Трое суток до Москвы, трое обратно, кто бы мне позволил подобную роскошь? Даже интересно: когда вот так ездил на поезде в последний раз? Ой-е-ей! Сразу и не припоминается. Лет... лет эдак тому... Эх, ты, и сказать странно, сколько тому назад. Наверное, что-нибудь запамятовал, не может статься, чтобы так давно.
За окном все торопливее мелькают сплошные склады, заборы, окраины, скоро побегут дачные поселки – все привычное, неинтересное. Ага, вот и колеса затеяли свой обычный перестук-скороговорку: “Карл у

Клары украл...” Быстрее, быстрее, неразборчивее: “Трра-та-ра-ра, трра-та-ра-ра!”
Как там у Твардовского?

Давай-ка, друг, давай поедем,
Не только свету, что в окне...

А за городом уже... зима не зима, но земля вся белая. Утихомирившаяся. Снег недавно лег на рыжую траву, голо выстлал прозрачные березняки, и на его чистейшем полотне стали заметнее последние березы-красотки, которые пока сумели сохранить реденькое золотце листвы. Но таких почти не осталось. Снег и сейчас кружит мутным буранчиком, сонно укутывая дальние перелески и покрывая белыми шалями сумрачные зароды сена на опушках. В проволоке голых ветвей там и здесь сидят черно-белые сороки. Эта октябрьская пороша, скорее всего, растает, но в картину и настроение она уже привнесла свою грустную мелодию.

Клацнул замок, дверь купе съехала в сторону, в проеме нарисовалась проводница. В строгом фирменном жакете с золотыми шевроничками и в короткой юбке, лицо бодрое, весело бросила:
– Мальчики! Предъявляем проездные документы, готовим денежку за постели! – Присела боком на диван, юбочка заползла много выше колен, рассовывает туго сложенные билеты по кармашкам раскладной сумки. – Та-ак, один до конца, второй близкий... Молодцы, у вас тут пока опрятно, не то, что женщины – успели намусорить. – И, поднимаясь: – Не скучайте, скоро чай начну разносить.
Сосед по-прежнему словечка не вымолвил, нахохлился серой неясытью, недовольной всем миром, такой же хмурый и неподвижный.
Я вышел в опустевший коридор. Стал лицом к окну, широко оперся на не очень надежный подоконный поручень. По-о-ехали:
– Трра-та-ра-ра, трра-та-ра-ра...
Когда же я все-таки последний раз катался на поезде? Семью вез в Красноярск, это помню точно. Заняли с женой, сыном, собакой и чемоданами целое купе. Но ведь с тех пор минуло... Бог ты мой, неужели так много? М-да... Причем, угадали приехать как раз утром 31 декабря. Сразу устроились в гостинице, и вечером новые друзья пригласили нас встречать Новый Год. А в Красноярске стояли такие морозы! Днем тридцать, деревья никнут под тяжестью серого мохнатого куржака, у солнца сил не хватает проглянуть сквозь мрачную морозную мглу. А ночью сваливается и до сорока. Крутую встречу с пробой на выносливость учинила нам сибирская зима. Новичкам пришлось бы лихо, да только мы в Сибири и до того живали, как

Скачать полный текст в формате RTF