ками над весенними лугами, ты можешь ходить по радуге и гоняться за горизонтом... Это... просто невероятно, невероятно прекрасно...
В голосе Ольги – мечтательность и отчаянное стремление к недостижимому.
– Ты ведь знаешь, как это прекрасно...
– Да, – говорю я, – я знаю. Поэтому и не смотрю в небо. Никогда. Знаю, но не верю, что это на самом деле так. Потому что все закаты, восходы, звезды как хрустальные гвоздики и прочая романтическая мишура – лишь обманка для простаков. Потому что внутри, там, где самое сердце неба – лишь холод и равнодушие.
– Кто ты, – спрашивает меня Ольга почти умоляюще. – Кто ты, кто так боится и ненавидит небо, что никогда не поднимает глаз, и кто так любит небо, что все время, день за днем, делает все новых и новых воздушных змеев?
Все шкафы открыты и скелеты грохочут костями по полу.
– Я – ангел, – говорю я. И поправляюсь:
– Когда-то был ангел. Падший. В общем, когда-то летал, а потом упал. С тех пор так и живу. И не жалуюсь, прошу отметить!
В моем голосе проскальзывают истерические нотки. Вспоминать физически больно.
– И у тебя были крылья? – восхищенно спрашивает Ольга. Я слышу ее мечту, ее зависть, ее желание. Она вкладывает в этот вопрос все надежды и стремления, словно ее жизнь сконцентрировалась в пяти словах, и от ответа зависит самое ее существование.
– Почему были? – хмыкаю я. – Почему “были”? Они и есть. Вот.
И крылья распахиваются за моей спиной, снежно-белые, словно сияющие, кажется, заполнившие все пространство вокруг нас легкостью и изящностью очертаний. Ольга сдавленно ахает.
Спасет ли она меня или уничтожит окончательно? Разве это важно? Это – она, и жить по-другому она не способна. И это хорошо. Я – это я, и тоже не могу измениться. Она – единственное, что имеет значение в этом мире. Ее радость намного выше моего отчаяния. Отдать то, что не нужно – не жертва, но необходимость.
– Бери их, – говорю я.
– Что?..
– Забирай, – повторяю. – В смысле, крылья. Тебе они пригодятся. Попробуй небо на вкус.
– А можно? – ее голос дрожит, как у маленькой девочки, нежданно получившей подарок, о котором боишься даже мечтать.
– Все можно, если очень захотеть.
Это правда. Наши желания встречаются, скручиваются в невообразимом вихре судеб, мыслей и стремлений. Я никогда не летал. У нее всегда были крылья. Но мы оба узнали об этом только сейчас.
Ольга взмахивает крыльями, и спустя несколько мгновений ее уже не видно в сгущающихся сумерках. Пусть. Я возвращаюсь на кухню, допивать чай в одиночестве. Остался еще кусочек торта. На душе одновременно облегчение и опустошение. Но я знаю – все правильно. Так должно было случиться. Ангел, утративший веру в красоту неба, не может летать. Ангел, не верящий в Бога, не ангел.
Ангелы умирают.
И ангелы рождаются.

г.Северск

ДиН память

Александр КУСИКОВ

ОБИДНО, ДОСАДНО

Две черные розы – эмблемы печали
В день встречи последней тебе я принес.
И, полны предчувствий, мы оба молчали,
И плакать хотелось, и не было слез.

Обидно, досадно
До слез, до мученья,
Что в жизни так поздно
Мы встретились с тобой!

Вот хмурые годы, осенние слезы,
Мечты о прошедшем и старческий стон.
Где дни беззаботные, светлые грезы?
Их нет. Это был лишь обманчивый стон.

Обидно, досадно
До слез, до мученья,
Что в жизни так поздно
Мы встретились с тобой!

Бывало, любил я цыганские пляски,
И тройки лихие, и юный угар.
Все кануло в вечность, как в призрачной сказке.
Один я, без ласк и без сладостных чар.

Обидно, досадно
До слез, до мученья,
Что в жизни так поздно
Мы встретились с тобой!