Вячеслав СЫСОЕВ

СЧАСТЬЕ, ЧТО ОН БЫЛ СРЕДИ НАС

Меня попросили написать о Викторе Петровиче Астафьеве. Казалось бы, какое я имею отношение к русской литературе? Ну, разве что косвенное...
С другой стороны, может, это мнение будет непредвзятым.
Я уже довольно давно живу в Западной Европе. Так получилось, что многие годы, начиная с молодости, читал русскую классическую литературу, а потом, когда появилась возможность в брежневские годы ДОСТАВАТЬ самиздат, углубился без разбору в те чащи, выискивая там правду. Так и получилось, что мимо меня прошли в те годы многие современные писатели, и деревенщики, и Виктор Петрович Астафьев. Надо было уехать на Запад, чтобы снова начать собирать русские книги. Десять лет назад я прочел первые книги В.П.: “Кража”, “Где-то гремит война”, “Печальный детектив”. Находясь за несколько тысяч километров от России, я перечитал все, написанное В.П., и благодаря интернету узнал, что думает об Астафьеве критика, как к нему относятся “правые” и “левые”, как он относится к националистам, коммунистам, к какому блоку сам примыкает. К счастью для себя, прочтя много его книг, в том числе и последние, такие, как “Обертон” и “Так хочется жить” убедился, что ни к кому он не примыкает, а идет сам по себе, и наоборот, примыкают к нему. В том числе первый президент СССР и первый президент России. И Горбачев, и Ельцин приезжали к Виктору Петровичу, Солженицын во время возвращения в Россию свернул с железной дороги, чтобы навестить В.П. Никто, наверное, не узнает, о чем говорили властители мира с писателем. Можно догадаться, о чем была беседа у двух писателей, но это не наше дело лезть туда, куда не зовут. Могу сказать, лишь, – значит, было что-то такое в этой мужиковатой крепкой фигуре, что притягивало к себе внимание сильных мира сего... Да и президент Путин, кстати, тоже навестил дом в Овсянке, правда, уже после кончины Виктора Петровича, которого, как мне сказал Роман Солнцев, близкие люди звали дядей Витей.

Так вот что поразило меня среди высказываний Астафьева.
О родине:

“Нет у нас запасной родины, нет другой жизни, значит, надобно все вытерпеть и пережить ради того, чтобы обиходить, спасти эту забедованную, ограбленную, почти убитую землю, на которой нам выпало жить, наладить жизнь, которой наградил нас Создатель, – второй жизни не будет, сохранить в себе душу ради того, чтобы во всем и во всех она была веки вечные жива”.
Еще о родине, с горечью, без надежды почти:
“О, родина моя! О, жизнь! О, мой народ! Что вы есть-то? Чего еще надо сделать, чтобы прозреть, воскреснуть, не провалиться в небытие, не сгинуть? И если ты еще есть, мой народ, может, вслушаешься в вещие слова современного гонимого поэта: “А может, ты поймешь сквозь муки ада, сквозь все свои кровавые пути, что слепо верить никому не надо и к правде ложь не может привести”.
Что касается астафьевского языка, то не мне судить об этом, дилетанту. Достаточно того, что все, кто писал и говорил о В.П., отмечали необычайную силу, сочность и точность его литературного стиля, откуда и идет надежда, что русская литература (классическая, в том числе и современная, без новояза) не умрет. Собственно, она уже перешагнула в новый век. Зайдите в любой книжный магазин, увидете, что издается и продается не только Маринина и Донцова, издаются заново все, кто достойно представляет русскую культуру. От Пушкина до... (подставьте то, что вам нравится). Мало того, и современная аудиотехника не чужда пристрастию к классике: появились аудиокниги, где русские актеры “нормальными” голосами, (а не гундосыми, как в телерекламе) читают целые книги Льва Толстого, Чехова, Салтыкова-Щедрина, Гоголя, Зощенко, Войновича. Вот вам ответ, умирает ли русская литература.
При жизни Виктор Петрович, как мне кажется, был не очень покладистым человеком. Отсюда его прямые, без всяких кривотолков, высказывания о русском народе, о военачальниках, о том, как они “щадили” жизнь своих солдат, о Чечне, об озверении современных рассейских нравов.
Я пишу не трактат, а беглые заметки, в общем-то художника, который много лет назад понял, что такое советская власть. Поэтому обойдусь тут без дальнейшего цитирования Виктора Петровича. В конце концов, мы останемся своими делами в памяти – добрыми ли, подлыми. Слово писателя, так же, как кисть художника, могут быть добрыми или злыми, честными, либо лживыми. Виктор Петрович, который захватил ужасный кусок нашей эпохи, прожил жизнь достойно, ему не пришлось к концу жизни менять свою позицию, выкручиваться... Это тот случай, когда можно сказать: ему открылось многое и многое он успел сказать, счастье, что он был среди нас.

г.Берлин