Евгений ЭДИН

БУКЕТ

Нам всем нужно общение.
В.Токарева

1.

Конечно, можно было пройти мимо цветочного магазина, если бы не пионы. Большие, и как раз белые – то, что нужно. Ах ты, черт, в карманах- то – шаром покати, звенит только. Николай закусил губу, повернулся и уже растянул скрипучую дверную пружину, когда...
– Да Вы так возьмите. Отдадите потом, когда деньги будут.
На него участливо смотрела продавщица. Не давая Николаю времени “отнекаться”, вытащила три больших белых пиона и начала их упаковывать в хрустящую прозрачную бумагу. Маленькое колечко на руке сверкало синей искоркой.
– Вам же пионы, да? Не смущайтесь, я ведь знаю, у учителей сейчас денег немного, а жене вон как приятно будет! Вы ведь Николай Васильевич, да? Вы моего Сережку в прошлом году учили. Сережку Каплункова, помните? Белобрысый такой?
Николай смущенно улыбнулся, пробормотал какую-то невнятную благодарность, и вышел. Не придержанная дверь громко захлопнулась... Сережку Каплункова он не помнил, как не помнил и многих других, ставших в памяти вереницей одинаковых лиц-пятен. Все-таки около года прошло, а это для него не так уж и мало. Неудивительно, если он и школу родную не узнает. Вон она, белеет в сумерках...
– Мужчина, вы далеко?
Николай обернулся и увидел спешащую к нему женщину – должно быть, новый сторож. Приближающиеся шаги ее массивного тела гулко отдавались в тишине школьного коридора.
– Вообще-то я здесь работаю. Учитель истории Николай Васильевич Рыков.
– Извините, я не знала, – улыбнулась женщина и с любопытством покосилась на цветы в его руках. – Я только со вчерашнего дня здесь. Николай свернул налево, потом еще налево, и оказался перед дверью своего класса. Ответственность за этот кабинет была возложена на них с Леной, учителей истории. Стена, отделяющая класс от коридора, была выложена из стеклоблоков и мягко светилась изнури. Сквозь нее было видно, что ученики уже разошлись. Вообще во всем школьном здании стояла непривычная тишина.
Он приоткрыл дверь. Лены не было. Единственное, что указывало на ее присутствие, была сумочка из черной кожи, стоящая на стуле.
Видимо, пошла относить журнал. Пол в классе влажно блестел – значит, техничка только что была. Счастье еще, что Лена здесь. Начало восьмого – большинство учителей уже разошлись, время зимнее, темное.
Еще лучше! Он сделает ей сюрприз. Щелчок выключателя, и вот уже класс в полумраке.
Он сел за стол и положил перед собой букет.

Огляделся. На столе темнели три неровные стопки тетрадей. Скоро они утяжелят собой большой, прочный, – чтоб не порвался! – пакет. И она, то есть уже они, поправил себя Николай, пойдут домой проверять сочинения. А может, контрольные, а может, просто домашнее задание – что там в этих тетрадях? Да какая разница – главное, что вместе. Снова, за столько времени...

Застучали каблуки... Мимо.
Черт, дрожь, как будто в первый раз. Кстати, а когда он был, первый?

2.

Столкнулись нос к носу на выходе из кабинета. И как на женщину он в первый момент на нее внимания не обратил, куда там – сцепились как кошка с собакой. “Ваш Артемьев опять деньги у малышей отбирает! Вы что, не можете на него повлиять, так, чтобы раз и навсегда? Тогда я это сама сделаю!” – “Давайте на повышенных не будем, хорошо?! Прежде всего, я даже не знаю, кто Вы”. – “Елена Васильевна Колодкина, новый классный руководитель 6“Е”. (Явно стерва, очки придавали стервозное выражение лицу, смуглому, немного восточному). “Елена Васильевна, разобраться я обещаю, но позже, сейчас у нас контрольная”. – “Нет, так меня не устраивает. Значит, сама буду разговаривать с вашим Артемьевым. Где он?” – и руки в боки. Ишь ты, только появилась, а уже буром прет! Но бур – это не тот метод, которым лучше всего воздействовать на Николая. Ясно, заупрямился. “Артемьева сегодня, кстати, нет, он на занятия не явился”. (Хотя, по совести говоря, паскудный пацан этот Артемьев). – “Прячете? (презрительная улыбка) Но постоянно прятать не сможете”. (И как догадалась? Впрочем, Николай никогда особенно хорошим вруном не был). Развернулась, так что юбка разлетелась, и зацокала. Она любила носить длинные юбки, хотя, без преувеличения, ей было, что показать. Может, потому и носила?
Но эта не очень пристойная мысль у него появились не в тот раз, а после.
Он в точности не помнил, в чем было дело, но весь школьный коллектив на нее ополчился. Встречаясь, поджимали губки, чуть ли не отворачивались. В общем, объявили практически полный бойкот. Он был бы полным абсолютно, если бы не Николай. Как-то невольно он проникся к Лене уважением и симпатией, возможно, как раз за то, за что другие не любили – за прямоту, принципиальность, за талант общения с детьми, который почти всем в конце концов пришлось признать, кроме пяти-шести старых закосневших дур, мнивших себя пупами, вследствие, должно быть, своей “длительной выдержки”.
Поначалу, когда она была совсем одна среди чужих, дружеский тон Николая у нее отклика не вызывал. Но позже, когда обстановка стала более мирной, Николай неожиданно обнаружил явную симпатию по отношению к себе. Кофе в школьной столовой, общее шефство над кабинетом истории, первые непринужденные беседы, первое “ты”, которое у Николая вырвалось удивительно легко, – и вот они уже возвращаются домой вместе.
– А цветы ты какие любишь?
– Знаешь, я, наверное, ненормальная... Я к цветам как-то равнодушна. Я люблю подарки, которые оста

Скачать полный текст в формате RTF