Марина САВВИНЫХ

ЛЮДИ КАРТОННОГО ГОРОДА,
ИЛИ
СОЛИЛОКВИУМ
В НАЧАЛЕ
КОНЦА СВЕТА

Роман-цитата

“И увидел я мертвых, малых и великих, стоящих перед Богом, и книги раскрыты были...”

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. Считаю долгом предуведомить читателей, что все персонажи, события и географические точки этой книги – даже Москва и Питер – мною без исключения вымышлены. Возможные ассоциации, буде они станут возникать при чтении, суть лишь игра случая и не могут служить поводом для поиска прототипов. Ни один из героев романа никогда не существовал в действительности.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
CТРАСТИ ПО ИППОЛИТУ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1.

Фасад Краснозерского Театра оперы и балета украшают фигуры резвящихся муз – по обе стороны от парадного входа. Музы, выкованные из черного металла, как бы висят в воздухе, растопырив руки и разбросав ноги. Горину мстился здесь грубый эротизм. Он говорил, что это не музы, а вовсе ламии. Как у Апулея в “Метаморфозах”. Ничего себе храм искусства – с плясками ламий на фасаде!
Надо признать, тут он, конечно, преувеличивал... Что делать! Горин терпеть не мог фамильярностей с большой культурой. Не любил он также массовых мероприятий – в том числе, так называемых, коллективных выходов. Однажды мне случилось побывать вместе с ним на премьере “Жизели”. Дело было в ноябре, и пока мы сдавали пальто в гардероб, нас обуревала – то есть буквально! – жаркая, шумная, беспардонная и безжалостная толпа подростков: на балет привели восьмиклассников. В массовом порядке.
– Ненавижу детей, – с глубоким чувством сказал Горин, когда мы выбрались, наконец, на волю.
Несмотря на это, театр был его страстью, а ко всему – важнейшим звеном его личной педагогической системы. По меньшей мере раз в неделю он обязательно навещал какой-нибудь краснозерский театр с небольшой группой учеников. Два-три человека. Чаще – девочки. Из всех чаще всего – Татьяна, Алена, Маша, Ленка и Юля. Его компания.
У Горина была любопытная научная гипотеза, которую он – как врач революционную вакцину – проверял на себе. Он придумал, что учитель... Нет, даже так – Учитель... это особое существо. Такой кентавр, принадлежащий одновременно двум мирам – взрослому и детскому. Конечно, он должен высоко подняться по культурной лестнице – чем выше, тем лучше. Более того, он должен так высоко подняться по лестнице своей культуры, чтобы с высоты видеть свою культуру среди множества других культур и уметь

строить отношения с этими культурами... На равных! Все так. Но при этом Учитель – это тот, кто рядом с ребенком остается ребенком. Не играет в ребенка, а является ребенком. Это важно! Вернее, даже так: каждый раз с новой группой учеников Учитель путешествует по возрастам – вместе с детьми растет, вместе с ними учится... и никогда не вырастает и не выучивается “насовсем”. Такие вот дела. Только так, считал Горин, можно воспроизводить в новых поколениях великие, но хрупкие культурные ценности – чтобы дети не отвергли их заодно с отмирающими условностями взрослого мира, а приняли бы как свои собственные и понесли бы дальше, в будущее, порождая и творя новые, никогда еще раньше не бывшие ценности, отношения и нормы. Поэтому Учитель – вроде полпреда культуры в мире детей, но – с особыми верительными грамотами. Он сознательно отказывается от многих – о! Многих! – взрослых преимуществ и привилегий, для того чтобы стать своим в детской компании. Он живет с детьми одной жизнью, и даже если есть у него еще какая-то другая жизнь, то все равно – подлинная, настоящая, полная энергии и смысла, только та, которую он строит и переживает вместе с детьми.
Так Горин и жил. По крайней мере, последние десять лет. Он очень уставал. Иногда ему казалось, что он устал смертельно. Тогда он выныривал на поверхность бытия где-нибудь в Касталии и тихо жаловался случившемуся рядом человеку:
- Ведь я все время в работе... все время...
Человек сочувственно кивал, предлагал ему “мартини” и сигару. И в случайной беседе со случайным человеком на широкой веранде вальдцельского кафе отходил Горин душою... отпускал себя в безвоздушное пространство мысли... отдыхал.

* * *

Не Бог весть что – краснозерские театры. Но все же лучше, чем ничего. Иногда и здесь совершались празднества духа. Горин старался их не пропустить.
Вот “Спящая красавица”, например. Ничего, что спектакль идет под фонограмму, и это слышно невооруженным ухом. И в общем, ничего, что прима дважды падает во время сольной сцены. Зато, склонясь в музыкальном шуме к Танькиному пушистому виску, можно с наслаждением комментировать хореографический почерк Петипа, отмечать достоинства и недостатки телосложения и танца балерин, подчеркивать значение каждой новой интонации в развитии музыкальной темы... и чувствовать теплое, благоухающее карамелькой девчоночье дыхание на своей щеке, щекочущее нервы не меньше, чем глупый хулиганский вопрос:
- А почему у принца так обтянуты штаны? Абсолютно ВСЕ видно! Специально, да?
Весной и ранней осенью, пока холода не разогнали публику, он ходил с девочонками в парк Горького на танцы. Правда, сам в тусовку не лез... стоял в сторонке с их курточками и рюкзачками в охапке. Стоял и следил с безотчетной тоской, как трутся друг о друга эти знойно-безгрешные, бесстрашные и беспомощные тела – в тесной однород

Скачать полный текст в формате RTF