ДиН память

Виталий ШЛЁНСКИЙ

Из книги
“ТЕАТР АБСУРДА”

НАСТУПЛЕНИЕ

Время было смутное. Настоящее устраивало немногих, в основном бомжей да попсу. Олигархи торчали за чертой бедности, которую сами же нарисовали. Будущее не мог предсказать даже Глоба. Народ с оптимизмом смотрел только в прошлое. Его у народа никто отнять не мог.
Верховный изо всех сил пытался объять необъятное. Утром, например, он мог встретиться на Кубе с небритым Фиделем, в обед смотаться в Австрию, поупражняться в немецком языке, в полдник совершить обряд по надкусыванию сала в Киеве, а ближе к вечеру того-же дня мчаться на всех парах на бронепоезде по Уралу, проводить в штабном вагоне втык и разнос губернаторам. Ел Верховный буквально на ходу, что подавали. В основном хлеб-соль. Спал не больше восьми часов в сутки.
Было трудно, но мы напряглись и перешли в наступление по все фронтам. Мы наступали на грабли везде, где только можно, иногда по нескольку раз на одни и те-же. Ведь внешне грабли так похожи друг на друга!
Ближе к весне устали и те, и другие. Боевая ничья устраивала всех. Разомлевший на солнце народ, почесывая темя, уже прикидывал, как победить в битве за урожай, чтобы потом веселее было бороться за существование.

РАРИТЕТ

Долбоящер пугливый боится света, особенно прямых солнечных лучей. Поэтому, перемещаясь днем по открытой местности, зверек вынужден одевать на глаза темные очки. Размножается долбоящер под копирку, в двух экземплярах. Иногда на свет появляется и третий экземпляр, но хилый и бледный, и долго не живет.
Питается долбоящер пугливый овсянкой, что говорит о его благородном происхождении. «Овсянка, сэр!» – кричит охотник на лесной опушке, выманивая таким образом зверька под прицел ружья. Иногда долбоящер выбегает на призыв, но чаще всего прячется в кустах, где долбит самку и детенышей. Он бы их совсем задолбал, но не зря такой пугливый. В природе нет ничего лишнего. Любой шорох заставляет самца отвлечься от воспитания семейства и прятать голову в песок. Если песка нет, то долбоящер прячет ее в газету. Читает долбоящер много и охотно, после чего впадает в прострацию, и тогда его можно брать голыми руками.
Водится долбоящер пугливый только в одном месте на всем земном шаре, а именно – в лесном массиве, сразу за огородами колхоза имени Сорокалетия Октября, а в недалеком прошлом имени тридцатилетия НКВД. Сегодня на месте колхоза – АО «Заветы Вована» по переработке клюквы. Клюква вырастает в АО развесистая и сладкая.

От полного уничтожения долбоящера пугливого спасает исключительно чувство юмора. Часто долбоящер веселится сам и смешит охотников. А смеющийся охотник, сами понимаете, стрелок неважный.

ЛЮБОВЬ

– Домкратыч, а Домкратыч, – спрашивает порой родное правительство у старика, – ты почему так любишь деньги? Пора бы уже и перестать, пора бы и о вечности подумать.
– А кто ж не любит деньги? – удивляется Домкратыч, бывший герой девятой пятилетки, а ныне рядовой пенсионер. – Может, ты?
– Я тебе пенсию повышаю? – злится правительство. – Чуть ли не каждый месяц, но выражение твоей физиономии не излучает радости! Почему?
– Дак ее все одно на жизнь не хватает! – сокрушается ударник, – едва концы с концами свожу.
– А ты их отдай, концы-то, – советует родное, – и дело с концом.
Домкратыч в страхе просыпается. Живучий дед, что характерно.

МОГУЧАЯ ТЯГА

Соскучился Евюков по работе. Так соскучился, что словами не передать. Руки истосковались, прямо чешутся! И все по ней, по работе! Другие от работы бегут, как черт от ладана, другим бы что ни делать, лишь бы не работать, в глаза ее не видеть, а лежать бы вверх пузом на солнце и ворон считать, а Евсюков соскучился, уже места себе не находит, сердечный!
Жена говорит: – Погоди ты, Евсюков, еще напашешься, глупенький ты мой! Дураков работа любит, поэтому никуда от тебя не убежит. Имеешь ты право раз в году в законный отпуск сходить?
– Имею, – отвечает муж, – но за народ беспокоюсь. Как он там, без меня? Жив ли, здоров, правильной ли идет дорогой?
– Правильной, – успокаивает жена. – Ты, Евсюков, не беспокойся за народ! Отдыхай, набирайся сил, а то наклонился телевизор поднять и разогнуться не можешь. За каким таким хреном ты его поднимал? Телевизор ведь большой, больше в природе не бывает, а ты его сграбастал, как меня в молодости, и попер!
– Дак легким он мне показался, ящик-то импортный ведь! – качал головой Евсюков. – Сдуру и схватил. Подарок все-таки от благодарных бизнесменов. А ну как передумали бы дарить?