Анна САФОНОВА

ПРЕКРАСНЫЕ
НЕЧЕСТИВЦЫ
(тетрадь для записей)

...Мне больно, куда ни глянь.
В.Маканин

РУКОВОДСТВО ПО ЭКСПЛУАТАЦИИ

Правило номер один. Если хочешь быть запечатленным в какой-либо истории, не присваивай бессмысленно чужой горький опыт. Платье, однажды уже сшитое по чьей-то мерке, никогда не придется в пору тебе, ныне здравствующему, полному решимости уместиться в этом экстравагантном фасончике.
Нет, ну какой же ты непослушный. Все же надел, примерил. Ну как, по плечу? А это что за прореха? Да-да, вот здесь, под мышкой. Право, это жирное пятно совсем тебе не к лицу. Здесь немного жмет, а правый рукав короче левого. В общем, ради всего святого, разоблачайся немедленно. Неужели же мы, подпольно взлелеянные тобою писаки, ни на что уже не годны? Неужели мы не в силах сшить для своего дорогого читателя подобающее платье? Извольте.
Правило номер два. Умело выбирай портного, такого, который видит тебя издалека, но вблизи оказывается слеп и послушен, подобно прирученной гиене. Конечно, никогда не знаешь, чего от него ждать, но, поверь мне, он всегда умело подберет фасон и лучшие ткани твоей подслеповатой эпохи, бессмысленно расточающей нити, любовно занимающейся ткачеством исключительно легких материй.
Правило номер три. Будь добрым клиентом, не забывая о том, что ты все еще пока хозяин. Достойно плати по счетам и обязательно располагай сведениями о прибавке. Модельерам нравится, когда их труд оценивают пристойными суммами, гарантирующими им светский разврат, инкрустацию челюсти и реанимирование видавшего виды желудка.
Таковы правила поведения при воплощении терзающих тебя и меня замыслов, а также смелых прожектов, которые являют собой простую аксиому: дважды два равняется, к сожалению, пяти, а прямую можно провести только в обход сложившихся представлений и бытующих в нашей среде нравов.

Бедный Ёрик

Каждый раз, ошибаясь в определении местонахождения своей вечности, провинциальный философ Лиходумов впадал в отчаянье, угрожавшее его здоровью и душевному спокойствию. Вот и сейчас он скрючился в крайне неестественном положении на ветхом своем диванчике, в котором, на удивление, не успели еще завестись клопы, и издавал душераздирающие звуки, очень похожие на взрывы первых цивилизаций.
– Ганя! Ганюнечка! Поди сюда, дружочек, – постанывал философ, увертываясь от вселенских ударов, градом сыпавшихся в область изнеженной поясницы.
Как только Ганя (верная жена и сподвижница) показалась в дверном проеме, Лиходумов встретил ее довольно протяженной во времени мозговой сентенцией, которую Ганя истолковала для себя просто: мужа-ревматика схватил очередной приступ, и дело требо

вало немедленного вмешательства, в противном случае Лиходумов не переставая сотрясал бы воздух своими звукоизвержениями.
– Что, милой, опять прихватило? – охала и ахала вокруг мужа пышнотелая Ганимеда Васильевна, проявляя тем самым живейшее человеческое участие в беде мужа, мимоходом роняя слезу по поводу его же одаренности и неестественной физической слабости, вследствие которой в семье Лиходумовых так и не появился наследник.
– Ты понимаешь, Ганечка, – жаловался занемогший мыслитель, – если бы наличествование в мире тонких материй объяснялось только нашими субъективными домыслами, то я вполне мог бы утверждать, что космическая дыра, образовавшаяся в моем астральном теле, является ни чем иным, как следствием вчерашнего нечаянного моего эпикурейства.
– Горе ты мое! Ну, кто же на закате лет с мальчишками голубей по крышам гоняет? – всплеснула руками Ганя. (Подобное происшествие действительно имело место во вчерашней судьбе непризнанного гения. Обнаружилось оно после принятия малой толики винного настоя солидного срока выдержки и не менее солидной крепости.) Невероятно, но она обожала своего мужа и трепетно относилась к малейшему проявлению мысли на высокочтимом ею челе, хранящем за костным образованием великие тайны и движения провинциального мозга.
– Нет, Ганя, ты не права. Я соединился духом с этими пернатыми и воочию обозрел нашу натуру, возымев, так сказать, оба крыла, которые все реже становятся достоянием нашего обывателя. Скромные личности не могут парить по причине неимения торжествующей фантазии и неограниченной свободы членов... О-о-о! – свербевшая поясница в очередной раз дала знать о своем присутствии. Сегодня она как-то особенно настойчиво вмешивалась в невинный ход рассуждений Лиходумова. – Ой-ё! Ганечка, неси скорее отвару. Кончаюсь, родимая! – заголосил выдержанный временем стоик.
– Ах, ты, Господи! Сейчас, сокол ты мой.
Ганимеда Васильевна ринулась в кухонные апартаменты, уже заранее пустив чистосердечную женскую слезу, искупающую все грехопадения рода лиходумовского вплоть до неизвестного колена. Женщинам вообще свойственно преувеличивать несчастья мужей, но поскольку муж все-таки был единственным и любимым, то систематически оплакивались все болезни тела и духа, кармического и прочего происхождения, производящие неумолимое воздействие на собственное Ганино состояние, рисующееся в непомерных одутловатостях и своеобразном румянце на залитых благородством щеках.

Скачать полный текст в формате RTF