ДиН дебют
Андрей ПУЧКОВСКИЙ
ПОСЛАЛА МАМА
КИЛЕК
повествование о семейной драме
Для жизни нужны прежде всего пища и питье, жилище, одежда и еще кое-что.
К.Маркс. Ф.Энгельс. Т.3, с.26
1.
– Ты, Кондрашкина, дура. Пустая баба!
– А ты, Кондрашкин, набитый дурак! – и раннее солнце блестело в ее влажных серых глазах и трагически оттеняло изнеможенное лицо супруга.
Так, или почти так, начиналось каждое утро в шестой квартире дома номер двадцать два в Столешниковом проезде. И дело даже не в том, что аспирант кафедры прикладного машиностроения Проня Кондрашкин получал неприлично мало денег за свой честный труд, а есть хотел много и в основном – мясо. И дело не в том, что Ася Кондрашкина вышла замуж за “подающего надежды”, а после – несколько лет “рекомендованного к защите” аспиранта-неудачника и тяжело об этом скорбела за кружечкой пива в тесном кругу таких же обманутых судьбой подруг. Семейный быт Кондрашкиных натолкнулся на более мощные рифы, которые основанием своим уходили в диалектику семейного бытия. И Проня, и Ася самостоятельно – как ученые-астрофизики, поделившие фонд Нобеля за одно и то же открытие – пришли к выводу, что семейный быт невозможен как таковой. Заблуждаются, выходит, люди, создающие семьи в поисках покоя и счастья. Все перепутано в этом мире. Любовь, только начавшись, налетает на некупленный телевизор, отскакивает от загородной дачи, похожей на лачугу и уже несется в черную пропасть, варится там и объявляется, в конце-концов, завистью и злобой, да еще презрением к себе и всему белому свету. Это страшное откровение довлело над их умами, отбирая сон и высасывая силы из еще молодых, но уже не цветущих тел.
2.
– В девяностых, – начинала свой вечно новый рассказ златокудрая Элеонора, некогда ослепительная красавица, еще не до конца зачахшая и одряхлевшая от сидячей работы в одной из пригородных автобусных касс, – в девяностых я цвела как чайная роза. Весь мир...
– И плодоносила как черешня, – перебивала ее Тамара, комсомольский работник из Великого Устюга, намекая на иногда случавшиеся с подругой аборты.
– Весь мир лежал у моих ног, – и взгляд Элеоноры угрожающе сверлил Тамарин профиль, – весь мир расстилался и расшаркивался перед моей красотой, я отвергала ухаживания будущего прокурора области. Для чего? Чтобы связать себя узами с этим мерзким сучонком! Господи, если ты был тогда, почему ты не открыл мне глаза на этого фарцовщика, который даже доллары никогда не трогал.
– Ни доллара, ни пенса? – и Тамара заливалась игривым смехом, заставляя улыбаться подруг да недружелюбно поглядывать на них редких посетителей летнего кафе.
Пыльный ветер трепал дряхлый купол, под которым ютились пластмассовые столики, и ближнее шоссе расплескивало привычный шум автомобильной суеты.
Внезапно где-то вдалеке возник рупор, медным голосом призывая покупать акваланги на первом этаже ГУМа, и женщины непроизвольно сбились теснее, продолжая разговор.
– Он испоганил этот миф, оборвал эту чудную историю. Из-за меня могла начаться третья мировая война – меня любил американский дипломат. Немного настойчивости и он бросил бы свою толстую Монику, которая годилась ему в мамы. – Элеонора растопыривала пальцы и напрягала губы, словно душила чье-то жалкое тело.
– В бабушки! И, по-моему, он был вовсе не дипломатом, – упрямилась Тамара. – Он стриг лужайку у посольства.
– Но потом он стал дипломатом: служил в Восточной Европе. Мы переписывались с ним, пока Моника не научилась понимать по-русски.
– И что же? Она зарезала его в ванной?
– Нет. Сожгла всю нашу дипломатическую переписку и три недели кормила его постными пельменями, пока бедняжка не отрекся от русской кухни. И вообще от всего русского. Они отослали в приют большую корзину русских сувениров, книг, журналов и значков. Даже советские кеды, купленные для потехи над нашей промышленностью.
Повздыхав, женщины заказали еще по кружечке пива и, дожидаясь заказа, скучно вспоминали каждая свое горе, а может быть, чье-то чужое счастье.
– Аська, ты чего молчишь? Защитился твой? – это был любимый вопрос Элеоноры. И хотя лицо ее в этот момент выражало сочувствие, глаза смеялись беззастенчиво и жестоко.
– Бог защитит, а Кондрашкин – вряд ли, – махала рукой и горько улыбалась Тамара, давно уже понявшая, что бедный аспирант со своей телячьей скромностью никогда не сделает головокружительной карьеры и не обрушит на бедную Аську золотые россыпи, в которых каждая современная женщина представляет свое будущее. Ася под пристальным вниманием подруг засмеялась тревожным смехом и постаралась перевести разговор на другую тему. История того, как она “вляпалась” со своим инженером, совсем не радовала ее. Это были тяжкие воспоминания, которые отнюдь не грели душу. Увы, но Ася забыла, напрочь забыла, как молодой Проня, подрабатывая в мастерской службы быта, наглым образом, конфузясь и обжигая пальцы паяльником, тщательно выверив последствия, вскрывал потроха импортных телевизоров и приемников и менял одну новую, дорогую радиодеталь на целый пучок дешевых советских. Удивительно, но техника после таких “доработок” продолжала говорить и показывать, а Проня, уже совсем пунцовый от стыда, продавал за приличные деньги разноцветных, с золочеными ножками “паучков” (“Нет, нет! Это оптрон, Асенька”) и покупал своей любимой золотой колокольчик, называя ее “козочкой”, и целовал в шею, откидывая прядь волос и вдыхая аромат крапивного шампуня.
Скачать полный текст в формате RTF