День, зачем ты так рано ушел?
…вечный нимб – обреченность мысли…

ТЕАТР

Рухнул занавес. Действо кончается,
и расходится зритель восторженный.
Сцена залом банкетным сменяется,
за накрытым столом маски сброшены.

Обалдевшим от счастья поклонникам
травит байки главреж об Америка,
дебютантка целуется с комиком,
примадонна забилась в истерике…

Гамлет тискает чью-то племянницу,
Лир к Джульетте истасканной тянется.
Черен Мавр от запоя недельного,
плачет Тевье слезами похмельными…

Здесь в стакане вина тонут гении,
здесь в дыму растворяются истины.
В пыльном, душном, дрянном закулисии
попирается все, что лелеяли…

Завтра лица замажут опухшие
и сыграют нам чувства великие
Дездемоны с глазами потухшими,
короли и ромео безликие.

Снова двери театра откроются,
в зал потянется зритель доверчивый,
предвкушая, на чудо настроится
и внимать будет пьесе…

* * *

Веселый седой художник
углем рисует портреты
детей, а прочих прохожих
окурком своей сигареты.

Легко – на едином взмахе –
улыбка, глаза и росчерк,
– Кто следующий на бумаге
увековечиться хочет?

Монеты сыплются звонко
в коробку из-под ботинок,
толпятся зеваки, пригревшись
под первым апрельским солнцем…

– Зачем ты рисуешь прохожих
окурком своей сигареты?
Зачем тебе эти монеты,
Веселый седой художник?

Горько в ответ усмехаясь,
веселый седой художник
уносит свою коробку,
уходит прочь от прохожих:

вчера у него умер сын.

Людмила ЗНАЕВА

* * *

М. и С.Л.

Зачем вы отключили телефон,
любимые, родные мне собратья?
Вчера лишь раскрывали мне объятья,
а вот сегодня выставили вон.

Ладонь в ладонь – и бархатный причал,
ладонь в ладонь – и вот судьбы основа,
но я прошу вас, протяните слово,
так вам никто из прошлых не кричал.

Зачем? Ведь я давно уж не юна.
Зачем? Ведь голос мой никто не слышит.
Ах, Боже, как теперь метелью дышит
взошедшая на плаху тишина.

АДЖИКА

В этой чашке маминой аджика,
как в слепящих молниях гроза.
Время, обернись и возврати-ка
мамины зеленые глаза.

Взглянет обличительно и грозно
бедами грядущими гроза.
Объяснит, как маленькой, серьезно,
что мне можно и чего нельзя.

Ах, аджика, острая, как пламя.
С губ ее пожара не стереть.
Может быть, уеду скоро к маме
под кленовым деревом стареть.

В этой чашке время затаилось,
лето отгорело, отцвело.
Ах, аджика, ты как Божья милость.
Что ж мне так сегодня тяжело.

* * *

У меня тропа еще осталась
краткая до вечного креста.
И легла уставшая усталость
на мои уставшие уста.

И любовь – наперсница каприза,
лгунья – альфонсина и альфонс.
Видишь, день мой на нужду нанизан,
видишь, крах мой из любви пророс.

Слышу зов любви неодолимый,
слов не помню, только чую пульс.
Прежде был и у меня любимый.
Прежде был, к нему я не вернусь.

Я зайду над бездной небосклона,
вырвавшись за грани бытия.
Ведь при жизни я была мадонна.
И обидно очень, что ничья.