Иного Саблин и не ожидал, но для полной отработки версии надо было поинтересоваться. Удостоверился, поставил на версии крест и поплелся к себе, а потом спохватился. Был в бригаде студент-заочник, так вот, на его койке лежала желтая книга и, вроде такие же он видел у музыкантши. Вернулся к парням, посмотрел книгу – Альфонс Доде, пятый том. Спросил у студента – где брал. А тот, не моргнув, ответил, что купил в магазине. Вроде и убедительно, а сомнение закралось. Требовался повторный визит к даме в строгом костюме. Но из Дворца культуры подозреваемая вышла вместе с ним, а домашнего дворца у нее не было, на квартире жила. Вынужденный простой азартному человеку страшнее пытки. Бредет в гостиницу, наказание для студента придумывает, если версия, конечно, подтвердится. Разряд понизить или премии лишить... для этого большого ума не требуется, ему хотелось закончить свое долгое расследование чем-нибудь оригинальным. И придумал созвать комсомольское собрание, отчитаться по всей форме о проделанной работе, растолковать глупцам, что женщины в строгих костюмах всегда готовы к предательству, и спать с ними неприлично, а потом заставить всех подписаться под протоколом осуждающим неприглядное поведение тихушника. Правда, студент был единственным комсомольцем в бригаде, но можно ведь открытое собрание устроить, главное, чтобы протокол остался, и было бы что друзьям показать.
Каждый развлекает себя, как умеет, а ждать и догонять – для всех одинаково муторно.
На другой день узнал расписание музыкальных кружков и подошел к последнему часу. Сел в дальний угол и газеткой прикрылся, чтобы не спугнуть. Коридорный разговорец его не устраивал, надо было попасть в кабинет и посмотреть книги. Таился, осторожничал, а музыкантша увидела его и заулыбалась. Гена, конечно, знал, что у каждой уважающей себя женщины несколько лиц, но такого превращения даже он не ожидал. Смотрит на нее и не то чтобы не может вспомнить, зачем пришел – может, разумеется, – но вспоминать не хочется. И все-таки заставил себя подойти к полке. Сошелся пасьянс – точно такие же Альфонсы, шесть штук из семитомника. И не хватает именно пятого. Были вопросы и не стало вопросов. А допросить хочется. Сильнее даже, чем прежде. Аж голова плывет и в костях ломота. А, главное, что и у нее в глазах желание пооткровенничать. Куда деваться? Некуда. С прежними подозреваемыми такого не было, там вроде как работу выполнял, а здесь...
Раз допросил.
Два допросил.
Три допросил.
Штору отодвинул – уже темно. А у нее хозяйка строгая. Домой пора. Неохота одному оставаться. И в гостиницу неохота. И к студенту, отношения выяснять, еще пуще неохота. Какие уж тут выяснения? Что ему говорить? Правду? Кому от такой правды выгода? Мужская правда женской – не судья. Она из правды в сплетню превращается. Неблагодарно и неблагородно. Черт с ним, со студентом, и с инструктором тоже самое. Плевать на них. И на всех плевать.
Вечера дождался и снова на допросы. И так до конца командировки... без выходных и без отгулов.
А как же студент, спрашиваете, вернул ли книгу?
Не знаю. Гена об этом умолчал, а любопытствовать при таком деликатном раскладе, сами понимаете...

ДиН память

Николай РЯБЕЧЕНКОВ

ТРИ МОЛИТВЫ

МОЛИТВА №1

Благодарю тебя, создатель,
за эту жизнь! За этот плен...
Что я не гений, не писатель,
не председатель и не член.
Еще за то благодарю я
тебя, Всевышний Коновал,
что я пока что не ворую
и никого не убивал.
За жизнь без видимого толку.
За прочный стул, хороший стол.
За то, что я с утра «пятерку»
хоть у соседа, да нашел.

МОЛИТВА №2

Господи, Господи... Если ты есть...
Дай мне прощение, успокоение.
Пусть соберется какой-нибудь съезд,
по Рябеченкову примет решение.
Пусть выбирает из тысячи мест.
Пусть отдохнет он, духовный калека,
где человек человека не ест,
где не казнит человек человека...

МОЛИТВА №3

Не дай мне, Боже, умереть зимой!
А, превратившись в белую ворону,
спустись с небес, поговори со мной,
хоть с глазу на глаз, хоть по телефону.
Всевышний! Ты один виновней всех
за то, что длится нашей жизни драма,
что я плачу за первородный грех
неведомых мне Евы и Адама.
Что я всю жизнь следил за журавлем,
синицу грея в кулаке при этом.
Всеведающий! В Царствии Твоем
позволь расстаться летом с белым светом!