Александр ХРОМОВ

ДЕРЕВЯННЫЕ РУБЛИ

Вот строгает дед прилежно,
Но не струги-корабли:
В короб складывает нежно
Деревянные рубли.
Тут вопрос к нему уместен:
“Дед,
Ты что?
Того иль нет?”
Взгляд его и чист
и честен:
“Если нет других монет?
Слышал я,
что наши деньги
Деревянными зовут.
Вот и я сейчас при деле:
У меня рублевый зуд.
Душу тешу, силу маю,
Но строгаю от души.
В банк снесу и обменяю
Сторублевые гроши.
А потом старуху в блузке
На Гаваи повезу.
Что я,
хуже новых русских?”
Вытер потную слезу.
Вновь строгать он стал прилежно,
Но не струги-корабли:
Устаревшие надежно
Деревянные рубли…

ЖЕНСКОЕ ТЕЛО

Под платьем лебедино-белым
При очертанье двух холмов
Ликующее было тело,
Тоскующее было тело,
Желающее было тело
И жаждущее было тело
Для недоумков и умов.

Хотелось платью сняться с глади
Упругой кожи, обнажив
Ликующее это тело,
Тоскующее это тело,
Желающее это тело
И жаждущее это тело,
Озноб чей жарок и дрожлив.

И платье легкое слетало…
И пело тело, закружив –
Оно ликующее было,
Оно тоскующее было,
Оно желающее было
Оно и жаждущее было,
Все ласки мира заслужив…

***

Меланхолические ночи
При свете лампы и луны…
Очаровательные очи
С налетом веры и вины…

Рассветный луч всегда беспечен –
Вплетен он нитью в жизни шаль.
Как жаль, что человек не вечен,
Несовершенен – тоже жаль…

КЛАДБИЩЕНСКИЙ СТОРОЖ

Кладбищенского сторожа домишко
Склонился крышей чуть не до росы.
А сторож попивал себе винишко,
Разглаживая влажные усы:
“Мир праху твоему, Петров Данила!” —
Он говорил и поднимал стакан.
Так каждый день.
Жена его бранила.
Он чертыхался,
А потом стихал.
А утром снова
Брал в руки заступ
И вновь копал суглинок,
взмокнув весь:
“Что не жилось, Кузьма Фомич, лет за сто?
Теперь лежать тебе,
Кузьма Фомич,
Вот здесь!..
Все мы равны перед землею нашей:
И кто не сеет, только жнет,
И тот,
Кто всю-то жизнь прилежно поле пашет
И счастья, как дождя природа, ждет.
Присядет он на холмик рыжей глины
И вытрет пот с усталого лица:
“А мы с тобой еще пожить могли бы,
На наш-то век хватило бы винца!
Ты был трудяга…
Рядом с бедолагой
Покоится идейный прохиндей –
Во имя благ своих
кромешным адом
Он сделал жизнь доверчивых людей.
Будь терпелив…
Несправедливость эту
Вовек не могут люди разрешить.
Позволь с собой прилечь еще поэту –
Хоть после смерти будет парень жить.
Вот и Василь Макарыч
На погосты
Любил ходить.
Покой и тишина.
Здесь думалось несуетно и просто,
Как и писалась проза Шукшина”.
В делах,
В заботах время пролетело.
И сторожа подсторожил недуг.
Хотелось встать.
Отяжелело тело.
И от сказал своей жене не вдруг:
“Прости меня…”
“Да что тебе прощать-то?..”
“Что много пил, не находил крыльца…”
“Да что уж там!..”
И сердце болью сжало:
“В останный раз налить что ли винца?”
Он еле-еле шевельнул губами:
“В могилку,
Не забудь,
Полей винца…”