сейчас, не сходя с места, воздвигнуть какую-нибудь дамбу, пусть самую большую в Европе, или перекусить?
Зализин огляделся в поисках поддержки. Сотрудницы давно прекратили всякую деятельность и, развернув стулья, жадно прислушивались к разговору заведующего с ученым. Даже машинистка прервала свой пулеметный стрекот. Зализин прокашлялся и промолчал.
— И так каждый, — сказал Павлик.
Он вскочил со стула и заходил по кабинету, немного приседая на каждом своем шаге. Казалось, теперь его перестали интересовать и слушатели, и цель прихода, и его результат — лишь бы окончательно объяснить себе свои собственные намерения.
Он жестикулировал движением, напоминающим движения рук баскетболиста, ведущего мяч. Некоторые из его слов вылетали недоговоренными, а то и оставались непроизнесенными. Другие, напротив, он повторял по несколько раз, хотя они и не имели особого смысла. К тому же он заикался.
— Вот прогресс — ПРОГРЕСС, — говорил он. — На что он был направлен до меня — прогресс? А на то, чтобы передать часть человеческих функций машинам — чем больше, тем лучше. Вот руки — РУКИ. Чтобы, так сказать, избежать своей обязанности действовать руками, люди изобрели этого самого... ясно, да? Робота. А ноги? Ноги. Каждый человек обязан ходить на ногах, и чтобы избежать этой своей природной обязанности, он изобрел автомобили, вездеходы, снегоходы и эти самые... сейчас стало модно о них писать в прессе... Роллерборды.
Или компьютер. Компьютер. Разве не ясно, что это электронные мозги. Электронные августы зализины, между нами говоря?
И он со своей большой высоты сурово посмотрел на Зализина, словно прибил его к стулу.
— Стало быть, если бы целью жизни было создание машин, то целью изобретателя было бы создание робота по созданию машин, который бы полностью заменил человека, то есть, сделал его существование бессмысленным. И я не осуждаю изобретателей за это. Не мне — изобретателю изобретателей — судить их.
— Но цель жизни — не создание машин. Это второстепенное, — успел возразить Зализин.
— Вот именно: второстепенное! — ученый погрозил Зализину пальцем, позеленевшим от табачного дыма. — А каково главное назначение человека с точки зрения природы, это я вам, надеюсь, уже объяснил.
Павлик вернулся на свой стул, весь как-то сложился, свесился и сник.
— Так что же нам делать? — воскликнула одна из сотрудниц, похожая на кудрявую толстую собаку.
— Вам? Не знаю. А я выполнил свой долг изобретателя, — сказал Павлик и достал из сумки серебристый ящичек не более магнитофона.
— Это первый, пусть не совсем совершенный аппарат преобразования пищи “Гомо перфектус”, который, как я предполагаю, со временем полностью заменит человека. Положите-ка в это углубление кусочек колбаски, а сюда, под эту вороночку, подставьте-ка мисочку, баночку или кастрюльку, которая вам больше не понадобится. Спасибо.
— А что такое, вот вы сказали, хомо... — спросила кудрявая сотрудница, наклоняясь над устройством.

— Человек совершенный, — объяснил Евгений Августович Зализин, внимательно наблюдая за действием устройства.
— А-а-а-а-а, — в самое ухо заведующего покряхтывал ученый.
— А может он преобразовывать назад, в пищу? — поинтересовался практичный заведующий.
— В принципе да, но это было бы тем самым плюсиком, от которого смысл жизни изменился бы на противоположный, — грустно ответил Павлик.
Из воронки в нижней части устройства полезло преобразованное вещество.

г. Тула

Евгений МАМОНТОВ

Движение

1.

Я вышел из самых низов, почти со дна. Родители мои были непьющие интеллигенты, т.е. понятно кто по определению Ильича.
Правда, это определение в те годы уже не афишировали, но сам Ильич был по-прежнему в законе.
Всего в жизни мне приходилось добиваться собственным трудом. Будь он проклят! Потому что я так ничего и не добился.
Ну, пошел с неполных шестнадцати лет работать, что вообще-то было нехарактерно для той поры, начала восьмидесятых. Поступил после школы в институт, бросил на втором курсе, потом поступил в другой, уже московский. Закончил с отличием, диплом получал из рук министра. Правда, министром наш ректор только через год стал, но это не важно…
И вот, в результате попадаю в этот самозванный университет ассистентом, да еще не по своей специальности.
И знакомые говорят мне: Повезло, поздравляем!
А я, дурак, улыбаюсь, киваю, хотя совсем так не думаю.
Словом, я из этих самых низов так никуда и не выбрался.

Конечно, были и у меня взлеты. Я работал киномехаником, сторожем, сцепщиком…Но проклятая тяга к свободным профессиям и искусству испортила всю мою жизнь.
Посторонние люди, в отличие от родителей-идеалистов, пытались помочь мне добрым советом. Они говорили: Учись, да слишком не заучивайся. Диплом любой — он, конечно, если что-куда воткнуться – штука полезная. Главное потом работу выбрать, чтобы, как говорится – не бей лежачего — и живые деньги всегда!
Я же, гордец, слушал их свысока и улыбался.
Ну и кто я после этого по-вашему?
То-то!

Друзья деликатно предлагали мне грабить квартиры или, на худой конец, дачи. Теперь они отмотали уже по два-три срока, солидные уважаемые люди с поло

Скачать полный текст в формате RTF