Виктор ЗУЕВ

ДЕЛОВИТО И ПРОСТО

Бозор Вокзол снял меня, можно сказать, влёт — в самый момент высшей точки оргазма: я только что явился на работу и как раз подносил к губам первую, пробную, тяжелую еще кружку пива. В другое время я бы ни за что не согласился с беспардонностью ситуации, определенно выразил бы эмоционально окрашенный протест, но сегодня особый случай — совсем недавно Бозора назначили главным молодым писателем республики, и от счастья он был немножко не в себе. Обычно надменный, а то и преувеличенно суровый, он вдруг начинал заговариваться, ни с того ни с сего заливался смехом, проливал пиво на рубашку, а то и вообще отказывался его (пиво) пить. Поэтому я заранее простил его, когда он отвлек меня, заявив:
— Стариканька, надо поговорить. Срочно!
Смотрел он при этом на меня влюбленными глазами. Жестом пригласив его тоже выпить кружечку и таким образом немного освежиться, я быстро допил свою и, взглянув еще раз на визави (он и не думал приступать к пиву), понял: разговор предстоит нешуточный.
— Может, присядем? — предложил Бозор, когда я поставил порожнюю кружку на стойку.
— Иншалля, — не стал спорить я.
Дело происходило на заднем дворе нашего писательского дома, где размещались редакции двух журналов — нашего и ихнего, — а также Правление союза писателей республики и ВААП. На дворе (не только на нашем, а в широком смысле) стоял месяц май, время шло к полудню, а жара побила уже все свои летние рекорды, и даже начинала утомлять, хотя казалось бы...! Спасение от жары можно обрести только здесь, в чайхане, под сенью раскидистых чинар, где, откровенно говоря, и проводили большую часть рабочего времени сотрудники обеих редакций. Впрочем, в чайхане было хорошо даже и без всякой жары: кроме чая, здесь всегда можно было выпить пива, “сухаря”, портвейного вина, коньяка, так что угрюмость персонала воспринималась как традиционный восточный фон, тем более, что плов, шурпа, лагман, шашлык и даже прямо из тандыра самбуса (о!!!) были очень даже satisfactory. Водку начальство продавать здесь запрещало, полагая, по-видимому, водку продуктом вредным, вызывающим алкоголизм, чего никак нельзя отнести, скажем, к тому же портвейну. Поэтому за водкой (дешевой) приходилось бегать на параллельную улицу, или же, если денег не в обрез, степенно ходить в буфет Совмина, задний двор которого выходил в аккурат на наш задний двор, так что для усатых милиционеров на воротах соседей наша братия была как бы своею.
— Покушаем? — утвердительно спросил Бозор.
— Да завтракал я недавно, вот в чем вся гадость, — я вздохнул. — Ну, можно, конечно, по самбусе, ну и... — я пошевелил пальцами. — Бутылки нам хватит, освежиться, в смысле?
Правильно расценив мой жест (я полез в карман), Бозор энергично потряс обеими руками, молвил: “Стариканька, не вольнуй”, стремительно исчезнув в чреве бара. Через минуту он был уже на исходной позиции. Еще через минуту традиционно угрюмый Абдулло, всеобщий любимец (недавно ему пришлось привести в дом вторую жену, потому что первая, к которой, в принципе, претензий он не имел, рожала сплошных девок, вот и пришлось жениться еще раз, а теперь он никак не мог расплатиться за калым, ибо по дешевке новую жену найти не удалось, а на ту, что удалось, пришлось брать взаймы), принес самбусу и зелень.
— За что пьём? — осторожно спросил я, когда коньяк уже был разлит по пиалушкам, одновременно пытаясь сообразить, в чем дело.
— За дружбу народов! — радостно сообщил Бозор, и я понял, что дело в самом деле обещает быть серьезным.
— Ты понимаешь, дело какое, — как бы вроде бы пытаясь делать вид, что совсем не хочет меня пугать, продолжал,

закусывая кинзою (самбуса должна была остынуть — прямо из печи), Бозор. — Мне же теперь в партию поступать надо... — Он в упор посмотрел на меня.
Я пожал плечами.
— Вот, назначили мне партийную нагрузку — чтобы я руководил комсомольской организацией Союза писателей. — Он вздохнул. — Но у нас нет комсомольской организации! Откуда ее взять? Одни аксакалы!
— Ты и скажи им так — мол, какие комсомольцы, одно старичье.
— Нельзя, — он вздохнул. — Мне говорят: ты настоящий коммунист хочешь быть? Изыщи резервы и создай.
— А ты что? — неподдельно заинтересовался я.
— Изыскал, — совсем сник Бозор. — У нас же через стенку ВААП — там две девочки. Вот я еще. Но не хватает. Надо еще один. Этот один — ты! — произнес он с воодушевлением. — Я буду секретарь комитета комсомола Союза писателей, ты будешь — заместитель секретарь, а две девочки будут — ячейка. Так можно. И тогда меня... через год, член буду — КПСС! — Он зажмурился.
— Наливай, — сказал я. — А без нагрузки никак обойтись нельзя?
— Ты что, не хочешь? — испугался Бозор.
Выпили еще по одной.
— С чего ты взял? Я готов хоть секретарем. — Бозор энергично замахал руками: это, дескать, уже перебор. — Но вся проблема в том, что я не комсомолец.
...Я еще никогда не видел, чтобы живой человек мог так сильно удивляться. Коротко стриженные волосы на голове Бозора Вокзола встали дыбом, подбросив в воздух на заказ сшитую тюбетейку (она, кстати, зацепилась за ветку, где провисела до следующего дня, никем не замеченная), сам молодой писатель побледнел и даже как будто стал задыхаться. Я просто вынужден был налить еще по пиалушке, чтобы освежиться самому и привести в чувство коллегу. (На дне бутылки, заметил я машинально, оставалась сущая ерунда — что называется, капли счастья).
— Так вступай скорей, — выпив, сообразил Бозор. — Вступай — и все. Ты что, не хочешь быть комсомольцем?
— Почему не хочу? — возразил я. — Если надо, могу и в комсомол вступить, мне для хорошего человека даже комсомола не жалко. Да вот только — где? Здесь еще комсомольской ячейки нет, там, где она была, я уже не работаю, потому что работаю здесь...
Некоторое время мы молча курили.
— Так не бывает, — вдруг сказал Бозор.
— Еще как бывает, — не согласился я.
— Не бывает, чтобы не было выхода — даже из безвыходного положения. — Бозор нервно прошелся вдоль стойки бара. — Может, “сухаря” для полировки?
— По-твоему, это и есть выход?
— Ладно, не будем мешать. — И он заказал коньяк.
Чтобы как-то сбить накал страстей, я спросил:
— Бозор-джон, почему у вас водку и коньяк всегда пьют из пиалушек?
— Это чтобы Аллах не догадался. Он посмотрит сверху — а мы из пиалушек пьем, значит— чай. И полный порядок.
— А вино почему не из пиалушек?
— А вино в любом случае все из пиалушек пьют. Если вино пить из пиалушек — значит, точно — вино пьешь. А если из стакана — то еще не известно, что.
Я подивился странной логике Аллаха, однако спорить не стал.
— Вай! — вдруг сказал Бозор, как бы внезапно озаренный. — А если ты вступил в комсомол на прежней работе? Ты где работал?
— На киностудии.
— Ну, сам видишь! — Бозор ликовал. — Так бы и сказал. Там у них молодежи много, а в комсомол лет десять никто не вступал, я точно знаю. Они сильно обрадуются и сразу тебя примут.
— А им какой резон?