ЭХО ЭТИХ ДНЕЙ

Евгений КОЛОБОВ

"ГОВОРИШЬ, И ТЕБЯ НЕ ПЕРЕБИВАЮТ..."

Поминальное слово

Сладок будешь – расклюют,
Горек будешь – расплюют.
Русская поговорка

“...ПОШЁЛ БЫ В ТУ ТИХУЮ, БЕССИЛЬНУЮ, МОЖЕТ БЫТЬ, И В САМОМ ДЕЛЕ ИМЕЮЩУЮ БЫТЬ ЗАТОПТАННОЙ ОППОЗИЦИЮ, КОТОРАЯ СОСТОИТ В ТОМ, ЧТОБЫ ВСТАТЬ РАНО, ПОМОЛИТЬСЯ И РАБОТАТЬ.” В. РОЗАНОВ. “ОПАВШИЕ ЛИСТЬЯ”.
В 1975-76 годах, в Свердловске, я дирижировал оперу К. Молчанова “Верность”. Трудно теперь оценить качество музыки и постановки, важно, что была она по Астафьевской прозе – повесть “Пастух и пастушка”. На старости лет я вообще уже не знаю, что такое музыка: стихи, шум травы... великая проза? К тому моменту я прочёл всё, что только можно было прочесть у Астафьева. А в 94-м году судьба так свела, что мы в числе прочих получили премию “Триумф”. Оба вместе. Виктор Петрович – и я... Он тоже что-то обо мне знал, слышал, может быть, мои записи. Тогда он подарил мне свои книги – и я просто был счастлив.
Астафьев – легенда страны, писатель от Бога. А он мне: “Ой, Женечка! Мне нужно родственников на концерт “Триумфа” провести...” Я говорю: “Постараюсь, сделаю”. Сразу такое ощущение, будто мы знакомы давно. Давно... Меня это так тронуло. Встреча.
Потом он у меня в театре был, и маленькая сосенка из Овсянки, тут, под окнами Новой Оперы растёт – сейчас счищают снег, и я говорю: “Осторожно”. Она у меня в коробке деревянной, в каркасике. Виктор Петрович потом всё спрашивал: как? растёт сосёнка?
А когда у него в 1999 году был юбилей, 75 лет, я позвонил в Красноярск, в симфонический оркестр, и спросил:
–У вас время свободно для репетиций?
– Свободно.
– Я хотел бы концерт для Виктора Петровича продирижировать с вашим оркестром.
Играли Рахманинова, третью часть из Второй симфонии, его романсы. Виктор Петрович попросил Калинникова, Первую симфонию – и мы сыграли первую часть. Еще “Адажио” Альбинони. “Таис” Маснэ. Вальс Хачатуряна из музыки к “Маскараду”. А “серьёзных” разговоров меж нами особых не было ни тогда, ни после. О чём я мог говорить с ним – своим серым языком? И он тоже – целовал меня после концерта, растроганный. А говорить-то – что?.. Я только слушал его.
Вот так мне однажды Рихтер позвонил и предложил продирижировать его концерты в Валенсии. У меня чуть ли не язык отнялся, я не мог понять: Рихтер позвонил мне! Ведь я ещё мальчишкой слушал его игру, и тут вдруг... как Бог на меня упал.
...Прошли мы с Виктором Петровичем по деревне по Овсянке, вдоль берега Енисея. Это еще раньше было,

до юбилея, года два-три минуло после “Триумфа”. Я тогда принимал госэкзамены в Красноярске, и мы с Костей Якобсоном, моим другом, ректором института – у него там камерный хор – поехали к Виктору Петровичу. И даже видеофильм сняли. Они с Костей тоже были уже знакомы: хор пел в овсянкинской библиотеке. Мир в Красноярске всё-таки потеснее... культурный, так сказать, слой.
И вот, в этом фильме, на видеокассете, сидит он у себя в кабинетике за столом там, в Овсянке, – и рассказывает. Он такие шутливые вещи говорил! Рассказал, например, как позабыл свою фамилию. “Блин, – говорит, мягко так, не гадко, с хорошими русскими словами, – фамилию свою забыть! Едем мы с Марией Семёновной из Болгарии, а я так врезал на каком-то банкете с болгарскими писателями, что когда в аэропорту нужно было заполнять декларацию, вдруг и обнаруживаю: забыл!.. Но я, падла, хитрый, я к Маньке своей – чего она там царапает? Ты, говорю, наверное, забыла, как надо заполнять... И вдруг вижу: АСТАФЬЕВ! И я ВСПОМНИЛ! Астафьев...”
...Это весной в мае. Жара. Заходит сестра его двоюродная и спрашивает: “Вить! Ты поливал сегодня посадочки-то?” А он: “Ну, ты видишь, какая жара? До воды далеко. Я просто взял и посс...” Мы так смеялись.
Избушка – напротив дома, где он родился. Я был поражён: у нас ведь теперь всякие крутые русские и разные там “великие” живут, конечно, мощно. А тут – мы бутылочку коньяка привезли, на всякий случай, какие-то фрукты... и великий писатель моет их прямо в ведре. А потом библиотеку показал, которую построил.
– Виктор Петрович, вас тут, наверное, на руках носят, в вашей деревне?
А он мне:
– Дорогой мой! В конце этой деревни не знают, кто такой Астафьев.
С болью. В том смысле, что многие и книг-то его не видели, тем более не читали. Сейчас там и храм стоит, тоже он заложил, – в нём его одного из первых и отпевали, в этом Храме.
Да что тут говорить...

“...НАДО ЖИТЬ, И ПОКА ЖИВЁШЬ, ДЕРЗАТЬ, ПЕРЕБАРЫВАЯ СОПРОТИВЛЕНИЕ И НЕУВЕРЕННОСТЬ СВОЮ, ИЗЖИГАЯ СЕРДЦЕ, НАДСАЖИВАЯ ПАМЯТЬ”.
Это он сказал. И вправду изжигал, свою душу надсаживал. Его роман “Прокляты и убиты” – какая-то

Скачать полный текст в формате RTF