Борис КОСЕНКОВ
КОСЫЕ ДОЖДИ
Я хочу быть понят моей страной,
а не буду понят –
что ж?!
По родной стране
пройду стороной,
как проходит
косой дождь.
В. Маяковский.
В КАБАКЕ
Не герой и не праведник,
каждый вечер в тоске
на парижской окраине
он сидит в кабаке.
Где грядущее прячется
в алкогольном дыму.
Где стихи, как чудачества,
не нужны никому…
Даже шлюхи и ухари
там грассируют в нос.
И чужою сивухою
там разит кальвадос.
А тоска если лечится,
то лишь пулей в висок…
Эх, вдохнуть бы Отечества
самогонный дымок!..
Но, забвенье пророча,
день за днем немота
лихорадкою строчек
обметает уста.
ЛЕСОПОВАЛ
То морозы и снега,
то дожди и зной.
А кругом стоит тайга
крепостной стеной.
Травят душу вечный гуд
и закон простой…
Конвоиры лапник жгут
от мошки густой.
И под пил истошный визг
царственный ГУЛАГ
перемалывает вдрызг
судьбы доходяг…
А в награду за труды
или за грехи
сосны вяжутся в плоты,
как слова в стихи.
И уносит сквозь тайгу
вольная струя
безнадегу и тоску
в вольные края…
А когда издалека
наползает мрак,
с полупайкою з/к
прячется в барак.
И за проволокой той,
где прожектора,
травят душу кислотой
рифмы до утра.
И сурово ждут, пока
из трахей сухих
вместе с легким з/к
выкашляет их.
БОЖЬЯ МИЛОСТЬ
Результаты архивных раскопок,
хоть и подняты там лишь вершки,
говорят, что на фронте в окопах
все солдаты писали стишки.
Кто коряво царапал, убого,
кто сплетал из словес красоту –
но молитвами Року иль Богу
воспаряли стихи в высоту.
И твердит мне догадливый разум,
что Всевышний, чиня произвол,
самых лучших забрал –
и приказом
прямо в ангельский чин произвел.
ДУБОВАЯ РОЩА
В ночь накануне наступленья,
от ливня схоронясь под дуб,
сержант строчил стихотворенье,
карандашом корежа БУП.
Он вслух мечтал совсем по-детски
о той, чьи очи далеки…
Но лопотали по-немецки
в промокшей рощице дубки.
Бойцы курили вдоль опушки,
цигарки принакрыв рукой.
Потом заголосили пушки,
долбя окопы за рекой.
И вскоре шагом торопливым
с уставом в сумке полевой
сержант ушел в огонь и ливень,
как будто в омут головой.
Что в том пути ему досталось?
Жив или сгинул он?.. Бог весть!
А роща у реки осталась
расти, и зеленеть, и цвесть.
И до сих пор, когда полощет
заря лучи свои в реке,
его стихи лопочет роща
на чистом русском языке.
ЛАУРЕАТ
В шумных залах и в чинных гостиных,
средь богатых и властных зануд –
каково тебе в тех палестинах,
где тебя не читают, но чтут?
Окунувшись охотно и споро
в несусветную ту чехарду,
наловчился ль вести разговоры
как с горячей картошкой во рту?