ОЧЕРКИ О ЗНАМЕНИТЫХ КРАСНОЯРЦАХ

СОЛНЕЧНЫЙ ХУДОЖНИК

Все кто приезжают в наш город, с изумлением останавливаются на проспекте Мира возле диковинного бронзового человечка с зонтом. Даже если не вчитались в надпись на мольберте “Поздеев”, всем сердцем поймут: это памятник волшебнику.
Андрей Геннадьевич Поздеев и был волшебником, хотя, говоря официальным языком, числился членом Союза художников СССР (прежде) и России (до недавнего времени)...
Андрей Геннадьевич был коренной сибиряк. Среди его предков значились кузнецы и столяры, один из прадедов был ссыльным поляком.
Рисовать Андрей Геннадьевич начал давно, но к постижению тайн профессии шел долго и самостоятельно. Кстати, мы знаем ведь и других земляков-самоучек, которые “академиев не кончали”, тот же Виктор Петрович Астафьев или Владимир Ильич Мешков. Быть может, эти “пробелы” в образовании помогли им остаться самими собой, уберечься от навязываемых догм и канонов?
Уже на исходе Великой Отечественной был призван Поздеев в армию, служил на Дальнем Востоке — в Маньчжурии, на Курилах. Там увидел он кровавую, грязную, непарадную изнанку войны, что позднее нашло отражение на многих его полотнах. Там же он заболел тяжелой формой туберкулеза. Долечивался в Минусинске, куда вскоре переехал. Здесь он страстно занялся любимым делом — рисовал, писал маслом, всего за год сделал более трехсот живописных работ. Вел кружок рисования во Дворце пионеров, работал художником в Мартьяновском музее.
В 1948 году Андрей Поздеев, нагруженный холстами и листами картона, нагрянул в Красноярск и сразу же решил показать свои работы художникам-профессионалам. Самым маститым в то время был Дмитрий Каратанов, но к нему он не осмелился обратиться (“тот всегда ходил в рубахе-толстовке, такой отрешенный, весь в себе… Ну как я к нему сунусь?”). Первым заметил его Мешков, он и подсказал самоучке идти в товарищество художников. Ну а там уж Поздеева поддержал Андрей Лекаренко, который настоятельно порекомендовал ему поступить в художественную школу. Суриковскую школу он закончил с отличием.
Сегодня художник с благодарностью вспоминает своих учителей и наставников. Но тот юношеский “до

машний импрессионизм”, за который журил его некогда Лекаренко, не исчез, не пропал, навсегда остался и в зрелых работах мастера.
Когда в 1974 году в Красноярске была “со скрипом” разрешена первая персональная выставка Поздеева, наши администраторы и искусствоведы собирались устроить на обсуждении критический разгром. Но затея не получилась: среди пришедших на это обсуждение оказалось вдруг много добрых и умных людей, любящих Поздеева и его картины.
Если судить по первому впечатлению, Поздеев и впрямь “не от мира сего”: равнодушный к роскоши, модной одежде и вообще всему внешнему, очень далекий от тусовочной и рыночной суеты… Ну разве не чудак? Его выставки с успехом проходят в Москве, Петербурге, за рубежом, о нем пишут, издают альбомы, роскошные каталоги… а у него ни орденов, ни почетных званий. Одна только слава, в которой он не желает “купаться”. “Мне это не надо!” — типичная его отговорка от всех соблазнов. Отговорка не чудака, а мудреца.
Работы Поздеева не стареют и не тускнеют от времени. Даже самые ранние, бесхитростные его пейзажи и натюрморты (“Морские окуни”, “Подсолнухи”) — они и сегодня поражают своей яркостью, гармоничностью, легкой точностью композиции и колорита. Уже тогда, в 50-е годы, он был зрелым мастером. А с годами сумел, не утратив первоначальной наивной свежести, добиться высокой степени обобщения и философской насыщенности. Достаточно назвать такие его картины, как “Война”, “Чаша”, “Голгофа”. А как красивы его декоративно-символические панно, его “Раковины” и “Корабли”!..
При всей его оригинальности Поздеев не одинок в контексте мирового изобразительного искусства. Его смело можно поставить в один ряд с такими прославленными мастерами, как Пикассо, Матисс, Клее, Кандинский, перекличка с этими художниками очевидна.
Так считают ученые люди. Ну а мы, земляки, будем просто гордиться тем, что рядом с нами жил такой славный человек и солнечный художник, каждая работа которого была — праздник...

Эдуард РУСАКОВ