женщины смотрели на нее ласково, с притухшей спокойной уже печалью по своей молодости — у них уже все позади, все в памяти, они смотрели на нее, как на ангела во плоти. Молодые женщины и девицы посматривали в ее сторону с удивлением и плохо скрытой завистью, другие — скептически, с ужимками, подумаешь, фифочка! Однако, не замечая за собою, приводили в порядок небрежные прически, поправляли шапки, одежду.
А мужчины, кажется, все, без исключения, пожилые и молодые, смотрели на величественно-женственную молодую мать с радостным удивлением и вроде бы вовсе не замечали ту, в джинсах — она привычная, таких много.
А я все переводила взгляд с одной на другую, и все старалась понять: почему они, живущие в одно время, почти одного возраста, такие разные? В облике и поведении? Ведь материнство — это, наверное, единственное и ни с чем не сравнимое состояние женщины, которое создает единый образ — образ матери...
Вспомнился рассказ о молоденькой учительнице, которая непослушному ученику велела прийти в школу с мамой. И она явилась, только учительница не могла определить, кто это: папа или мама? Сказав о плохом поведении сына, распрощалась. Но мальчик продолжал нарушать дисциплину в классе, тогда она велела ему прийти с папой — та же история! И тогда учительница решила вызвать его родителей. И когда они пришли, учительница, сильно смущаясь, спросила: “Кто из вас папа, а кто мама?” Если это и выдумка, то выдумка горькая.
Я не знаю почему, но вышла из вагона вслед за матерью с ребенком на руках, прошла к эскалатору, остановилась ступенькой ниже, и мы двинулись вверх. Внутренне успокоившись, что мать с ребенком утвердилась на подрагивающей лестнице-чудеснице, посмотрела на встречь идущую, и поразилась: люди, двигающиеся навстречу, будто по команде: “Равнение налево!” — поворачивали головы в сторону молодой матери в белой пушистой шапочке, устремляли на нее завороженные взгляды и с сожалением провожали ее, такую светлую, такую непорочно-чистую русскую мадонну...

ДиН память

Георгий МАСЛОВ

Из цикла

ПУТЬ ВО МРАКЕ

В.М. Кремковой

Скорбно сложен ротик маленький.
Вы молчите, взгляд потупя.
Не идут вам эти валенки,
И неловки вы в тулупе.

Да, теперь вы только беженка,
И вас путь измучил долгий,
А какой когда-то неженкой
Были вы на милой Волге!

Августовский вечер помните?
Кажется, он наш последний.
Мы болтали в вашей комнате,
Вышивала мать в соседней.

Даль была осенним золотом
И багрянцем зорь повита,
И чугунным тяжким молотом
Кто-то грохотал сердито.

Над притихнувшими долами
Лился ядер дождь кровавый,
И глухих пожаров полымя
Разрасталось над заставой.

Знали ль мы, что нам изгнание
Жизнь-изменница судила,
Что печальное свидание
Ждет нас в стороне немилой?

Вот мы снова между шпалами
Бродим те же и не те же.
Снег точеными кристаллами
Никнет на румянец свежий.

И опять венца багряного
Розы вянут за вокзалом.
Что ж, начать ли жизнь нам заново,
Иль забыться сном усталым?

Сжат упрямо ротик маленький,
Вы молчите, взгляд потупя...
Не идут вам эти валенки,
И неловки вы в тулупе.

(Дорога Омск — Красноярск
Январь — февраль 1920 г.)