Владимир СЕЛЯНИНОВ

РАБ НА ТРОНЕ

…трясется земля.., она не может носить: раба, когда он делается царем…
Притчи. 30; 21-22

— Подтаёжный район очень большой, — гордились подтаёженцы. — По площади равный Бельгии, ещё и Люксембургу места хватит.
— Богатая у нас держава, — радовались.
— Сверхдержава, — поправлял кто-нибудь из осведомленных. — Лучшие в мире бронетанковые войска — наши.
— В стране есть всё. Одного Урала достаточно, чтобы иметь необходимое, — гордился мыслящий экономическими категориями. — А сколько нефти, газа!..
— Родина у нас уникальная, — говорили немногие. — Достаточно у нас “лесов, полей и рек”. Всё есть, только работай.
— Эх, хе-хе-хе, — добавлял к этому кто-нибудь с грустинкой.
А был один, из впечатлительных интеллигентов, так он как-то высказался, что для него каждое слово имеет как бы цвет. В компании одной сказал: “Родина — это солнечный свет, который жизнь даёт. Ро-ди-на, — говорил и смотрел в ожидании согласия. — Но светится-то земля по-разному, — говорил эмоционально, — всё зависит, под каким углом солнечный свет люди воспринимают. Вот и видят, и зовут её по-разному, — он приподнял ладонь левой, а правой рукой хорошенько стукнул по ней: — Логопед нужен нам. Хороший, чтоб не искажали слова”. Пойди, наш брат-мужик, пойми, о чём это он? Известное дело — интеллигенция, любят они иносказательное.
Вот Петя и Владик родились в том самом Подтаежном районе, и в один год, а общего между ними мало.
Петя — деревенский, жил в доме из почерневших брёвен. Пескарей ловил в воде, которую сам и взмучивал палкой. Нехорошо, конечно, обманывать, пусть и рыбку (соплячок какой, а?). Обман — он всегда обман. Потому не стоит он заставки в этой повестушке. После о нём.
Лучше начать с Владилена. Уже в самом имени его есть некая заявка. И молодые годы его прошли в кирпичном доме. Прочном, поставленном когда-то деревенским купчишкой. И на месте хорошем. Папа Владилена — Михаил Варламович Околесин — директор небольшого торгового центра в селе Подтаёжное. И в уме ему не откажешь — говорил, упираясь указательным пальцем в прыщеватый лоб юноши: “Не будешь дураком — жить будешь”. Владилен воспринимал эти слова как негласный закон, как некое секретное оружие в их государстве.
Став студентом, где обучали торговле при развитом социализме, он не делал плохого, но думал о тех, которых много, не всегда хорошо. Рыбки он не обидит, а наоборот, её он любил, и особенно холодного копчения. Это и было его секретным оружием, устроенном на обычном фундаменте: они — “масса”, их много. А секрет в себе — это уже состояние. Подтачивающее здоровье, между прочим.
Например, на студенческой вечеринке всем весело, один “из них” рассказывает анекдот. Весёлый и приличный. Или поёт под гитару. Частенько обнаруживает фальшь в голосе Владилен. Частенько… А вот ещё один руку на коленку девушке кладёт. “Нашла кому язычок показывать, — объясняет своё неудовольствие студент Околесин. — Дура”. Спортсмены среди них. В сборных они. А свитер вон у того… Постирать бы надо. “С мылом, в тёплой воде”, — наблюдает Владилен жизнь. Петь под гитару у него не получилось. Рассказчик он средний. А хочется внимания… Лучше на свитере остановиться: не свежий он, стирать надо “с мылом, в тёплой воде”.
Тянулся студент к другим, которые отмечают свою территорию одеждой, особенными безделушками. Это ближе

ему, с детства понятное. И естественно, если упоминались фамилии, известные в городе. К этому времени относится его любовь — иначе не назовёшь! — к дорогому кофе в фарфоровой чашечке, со стенками тонкими, просвечивающими (в одном из хороших домов он видел такие). И желание иметь девушек с “фамилиями”. И чтоб они взгляд задерживали на нём. А он такой… раскованный, свободный. Узел галстука у него приспущен, пола пиджака откинута, рука в кармане брюк. Пряжка ремня массивная, красивая пряжка у его брючного ремня! А ещё вроде как недавно вернулся он откуда-то. Ну, в общем, издалека. Где почти никто и не был — мечтает юноша. Это пройдёт — возрастное.
“Фарфор” у него начал вырисовываться из неясного будущего к концу четвертого курса, весной, которая дарит надежды. На этот раз не просто пообещала весна. Приехал по своим торговым делам в город отец, а вечером пришёл в общежитие к сыну. Свёртки с продуктами стал выкладывать. Говорили обычное: здоров ли, как учёба, что мать, Иринка? Потом вышли в коридор, раскурили красивые сигаретки. Отец стал заметно подкашливать, зубной протез у него появился. Плохо подогнанный, прыгает во рту протез у старого отца. И руки похудели, стало на них больше морщин.
— Переводят меня в город, — а сам смотрит вопросительно, потом — на сигаретку, её пальцами крутит. — Год, как занимаюсь этим. Вас устраивать надо, да и — ещё сигаретку рассматривает, — если откровенно, надоело грязь месить. Лучше нам будет в городе, — обычный человек, желающий устроить будущее детей. — Иринка подрастает. Отпустить в город одну боимся. Распущенная нынче стала молодёжь, — помолчал и тихо: — А мы с матерью стареем, не хочется оставаться вдвоём.
— А что за работа?
— Магазин дают, продовольственный. Почти в центре, большой, и квартира недалеко. Ремонт делать надо. У каждого будет по комнате… Хочется пожить по-человечески.
К концу лета, когда в селе собирают урожай, Околесины собрались в городе. Квартира большая, у каждого комната. Вода из крана, печи нет, “до ветру” во двор ходить не надо. Потолки покрашены чуть с желта.
Хорошо Владилену после ванны (со специальным экстрактом) одеть махровый халат. Голову повернуть перед зеркалом в красивой овальной рамке. Волосы поправить, но не расческой, а щёточкой специальной. Щёточка та заграничная, с ручкой интересной. Хорошо пройти в красивой домашней обуви до своей комнаты и там откинуться на диване с сигареткой на кончиках пальцев. Ногу на ногу положить, задником шлёпанца по пятке раз-другой шлёпнуть. В задумчивости зажигалкой щёлкнуть, прикурить сигаретку, каких в рознице не бывает, — это вам не продукция какого-то там Моршанска. Рукой усталой включить клавишу музыкального центра. Наполнить комнату, побеленную в два цвета, музыкой. И всё это в величайшей задумчивости. Как бы он всё ближе к решению проблемы, а при системном решении проблемы не обойтись без задумчивости.
И Ирина растет: в телефон стала говорить с французским прононсом “хеллоу”. Как бы отвлечённая и пребываю

Скачать полный текст в формате RTF