Владимир ШАПКО

ДЫРЯВЕНЬКИЙ
КИНЕМАТОГРАФ

1. КОНЦЕРТ

Первый раз в Москве Новоселов попал на концерт симфонической музыки случайно. Без пятнадцати семь он оказался на площади Маяковского, стоя рядом с Поэтом между кинотеатром “Москва” и филармонией. Было душно. В пылающий вечер по Садовому вниз улетали машины.
В названии фильма на кинотеатре было что-то явно знакомое. Филармония стояла без всяких афиш. Величественная, надменная.
Только со стороны Горького нашел расписание концертов. Концертов сезона. Абонемент. По числу месяца — концерт симфонической музыки. Оркестр филармонии. Чайковский, Равель, Дебюсси.
Каждый меломан, прежде чем взять билет, долго оговаривал перед окошком условия. Отходил, наконец, от кассы, почему-то все равно недовольный, строго разглядывал билет. На его место вставал другой. Чтобы тоже начать требовательно оговаривать. Билетерша, затвердев лицом, била в билеты печатью.
Стоя в очереди, Новоселов посматривал на странноватую группку молодых людей, дефилирующих вдоль стекол вестибюля. А роли у них распределены были так. Один, кучерявый, крепенького сложения, но в великоватом фраке, заныкал вдоль рукава под мышку флейту, носил ее, обогревая. Он был, по-видимому, уже большой виртуоз. Трое других были без флейт, без фраков, и потому ходили с ним, как бы его оберегая, гордясь им. С превосходством поглядывали на посторонних (на Новоселова в том числе). Наперебой курлыкали ему. Для публики, однако, больше, для публики. Какое фа-диез вчера ты спел! Как-кое! А в шестой-то, в шестой цифре — вообще гениально! Туши свет!
Виртуоз ходил, улыбался, однако с беспокойством поглядывал на входную дверь. Увидел, наконец, входящую Даму Сердца. Подбежал, подхватил, и они ушли с флейтой, как с грудным ребенком, мимо контролеров в фойе. Почитатели блаженно, растроганно смотрели вслед. Билетов у них, по-видимому, не было. Однако тут же сбились в кучку, начали охлопываться, гоношить. Будто на троих соображать. И понесли горстку мелочи. И, улучив момент, ловко ссыпали ее в облампасенный карман. Старик-контролер дерганулся, как от тока, не стал иметь к ним никакого отношения. И они, до конца еще не веря в такой исход, пошли неуверенно дальше, слегка подкидывая себя, точно проверяя свое наличие здесь, в этом фойе, перемигиваясь, потирая руки. Радуясь.
Новоселев с улыбкой пялился, забыв, что и ему нужно идти. Но когда подавал билеты и увидел вблизи лицо старика – улыбка сразу сползла, взгляд увел в сторону... Как старые спадающие штаны, старик поддергивал свисшие подглазья. Руки, рвущие билет, прыгали, тряслись. В провалившейся старческой, возле большого пальца, коже казался чуждым, неправдашним морской якорек...

От неожиданно увиденного стариковского, интимного, горестного, стало на душе тяжело. Новоселов толкался в зале, не мог найти своего места, не понимал, зачем вообще он тут. Какие-то старухи в позолоченных куртках его направляли, как слепого, указывали. И он оказался на самой верхотуре словно циркового зала. Присел там где-то.
Оркестр был на месте. Ждали дирижера. И он явился миру, белогрудый, радостный, словно молодой. Планировал, планировал во вставших музыкантах. Планировал. Стоя высоко на подставке, отдал на миг голову аплодисментам. Отвернулся. Поднял руки...
Скрипачи мучали скрипки, как детей, и Новоселову хотелось плакать. Глаза отстранялись от них, направо, к оберемененным виолончелисткам, которые осторожно стукались смычками, по-матерински вслушиваясь в себя… Но продолжал всех мучить дирижер, и снова сдавливало горло и хотелось плакать.
Постепенно музыка менялась, и скрипачи являли уже собой как бы войско, махающее воинственно стрелами. Виолончелистки и присоединившиеся к ним контрабасы вдруг очень утяжеленно, могуче завозили смычками, переходно подбираясь к чему-то мелодическому, ясному. И грянули все, весь оркестр, словно поднятые дирижером на воздух.
Новоселов перевел дух, стал отыскивать в оркестре того, кучерявого. Флейтиста.
Большой виртуоз сидел, присоседившись к двум стариканам с флейтами, послушно, ученически следил в их нотах, что они в данный момент играют. Когда опять играли все, он тоже играл, и тогда действительно творил чудеса со своей параллельной флейтой. Вдохновенно парил с нею. Выделывал ею волны. Ритмически тряс, вытрясывая неизвестно что. Выхватив малюсенькую флейту-свистульку, пальцами сделал козу, высвистнул резко-сильно. Еще, еще высвистывал, перекрывая весь оркестр.
Новоселов долго искал в рассыпанных к сцене головах его Даму Сердца, но не нашел.

В антракте публика гуляла по фойе. Двумя встречными неспешными кругами. Этаким самодовольным променажем. Кивали знакомым, перекидывались репликами, свысока оценивали. Молодежь смеялась. Какие-то два зализанных субъекта таскали две объемные голые дряблые руки очень заслуженной артистки с медальками на мешочной груди. Заслуженная тяжело везлась, опираясь на лощеных, как на костыли. Жеманничал нарумяненный голос старухи: Что вы говорите! Какая прелесть! Новоселов, не очень зная, как тут себя вести, походил немного и спятился в буфет.

Скачать полный текст в формате RTF