— А вот так.
— Давай рамку за триста, а картину не надо.
Он и это стерпел. Покупатель взял рамку двумя пальчиками и не уходил.
— Художник, у тебя трико рваное и трусы видно. Воняет, наверное.
Вот тут художник не вытерпел:
— Ты воняешь со своим толстым брюхом, а я два дня не ел, да еще вентиляция.
Как-то отдал за гроши удавшуюся картину. Необычный фон поля, белые цветы. Отдал в жирные, увешанные перстнями руки. И больше ему не написать такую, как не написать струящийся холод на водопаде. Но “Водопад” купил музей, и не жалко. А здесь другой случай. Первое время картина повисит в комнате, потом на кухне, потом выкинут в прихожую. Художник горевал недолго. Открылась дверь, и на пороге та обладательниа с красными пятнами на щеках:
— Мрачная картина, не нравится. Можно поменять?
Выбрала яркую пустую картинку из тех, которые он без счету строгает взамен на кофе к сигареты. Ежедневно десятки людей в мастерской. Приходит давний знакомый, от него ушла жена. Художник может поговорить и попросить ее остаться. Приходит старый сослуживец, вскоре его посадят, а нет сил доказать свою невиновность. Идут полковники, врачи, бывшие зеки, проститутки. Как Диоген с фонарем, ищущий средь белого дня человека, художник ищет человека в каждом из приходящих. Боязно ему. Незрячие люди. В погоне за побрякушками не видит, что невидимая лопата все яростней мелькает в их руках, и вот-вот метелка сметет прах их. Он один здесь борется с ветряными мельницами, и последователей у него нет. Может быть, это последний из рода Ламанческих. А самые последние станут первыми. Та Книга не обманет.

Все имет свое начало и свой конец. Поздним вечером я еще раз зашел к художнику. Среди недавнего побоища уцелели две картины. Первая без названия, но просится “не взрывом, а всхлипом”. Нет уже людей, зверей, птичек. Наступил Апокалипсис. Сдвинулись материки и океаны. Огненная лава и вода властвуют безраздельно. Огонь и вода Вселенского хаоса. И лишь прямо по центру можно едва увидеть крошечную, выписанную с зернышко, церквушку. Она стоит на пригорке и все видит и запоминает. В душах бы нам преодолеть Апокалипсис, прилепиться к такому зеркышку.
Вторая картина ярче и светлее. “Дорога в Шамбалу”. Правда, на переднем плане грубые камни, завалы. Но чем дальше вверх гора, тем чище и светлее становится фон картины. Недосягаемая для человека божественная красота, незнакомая мне и вам святость. Если когда-нибудь Отец захочет иметь на память картину этого грешного мира и соберет Великих Художников, то, я думаю, что попадет в эту компанию и Алексей. Они отдадут написать ему горы, и он сделает и напишет все как надо.
Художник сидел молча, опустошенно вглядываясь в подкрадывающуюся темноту. Мощные ладони лежали покорно на коленях и чуть вздрагивли. Сидела рядом Людмила, гладила его по рукам:
— Вот глупый батюня, — говорила тихонько она. — Что ты наделал? Если я сейчас приду домой и буду бить наших детей, это будет хорошо?
— Нет, — мотал кудлатой головой Художник.
— Ну, а ведь картины — твои дети. Ты не будешь их больше бить?
— Нет-нет.
Еще взрагивали плечи и кисти рук, но было ясно, что завтра он начнет работу. Завтра.

Иркутская обл.
№1-2, 1998 г.

Из антологии ДиН

А. СТЕПАНОВ,
первый Красноярский губернатор

ПЕСНЯ

(Сочинена во время плавания по Енисею в Туруханск)

Я лечу под парусами
Между гор и средь лесов,
Вслед за бурями и льдами:
Бог мой щит и мой покров!

С Ангары до устья моря
Вижу дикия страны;
Нет здесь радостей, нет горя:
Образ вечной тишины!

В тундрах нет зеленой сени,
Нет здесь ночи, ни зари;
Лишь являются, как тени,
По утесам дикари.

Дикари! Скорей, толпою
С горных скал на Енисей!
Подружитеся со мною —
Я ваш брат, боюсь людей!

№4-5, 1998 г.

И. РОДЮКОВ

В АЛЬБОМ ПРИЯТЕЛЮ ПРИ ОТЪЕЗДЕ

Средь Качинских степей рожденный,
Воспитанник холодных стран,
Татарским дымом окуренный,
Как юрта их или кожан;
Дикарь, Сибирский житель грубый,
Охотник птичий, рыболов,
Всегда задумчивый, угрюмый,
Не любит тратить много слов.
Он скажет: ну, ступайте с Богом!
И будьте счастливы в пути;
Желаю в городе знакомом
Вам все приятности найти,
С друзьями век не разлучаться,
Любить, самим любиму быть,
Везде веселье находить
И с грустью никогда не знаться.