Лев ВЕРШИНИН

БАЛЛАДА О ДУРАЦКОЙ СМЕРТИ

Нет, пули я не боялся. Чего их бояться, пуль-то?
К тебе им – одна дорога, а мимо – сотня дорог.
Я мыслил в войну о пулях, как нынче в смысле инсульта:
догонит, значит догонит. На каждого писан срок.

А если чего я боялся, так только дурацкой смерти,
такой, что не от болячек и даже не от войны…
Ее, косую поганку, я только однажды встретил,
и то – не так, чтобы лично, а вроде со стороны.

…Застряли мы под Ростовом,
две роты на полустанке.
Степь. Август. Земля прожарена…
Ну, хоть окопы не рой.
Гранаты да восемь орудий –
а немцы нагнали танки.
А время было горячее. Ну, ясно: сорок второй.

Нам немцы весь день давали.
И дали довольно крепко.
Но к вечеру все же стихли, стало полегче жить…
Тут взводный входит, однако.
Кто, мол, пойдет в разведку?
Спросил, скотина, и смотрит.
Так что лучше сходить.

Всего подобралось четверо,
чтоб каждый работал в паре.
(Напарника ранят – вытащи,
а вдруг побежит – пришей…)
Я, Гиви из Кутаиси, Юсуф, казанский татарин,
и Арвид, тоже нерусский. Вроде, из латышей.

Нам твердо пообещали: вернетесь –
нальем по двести.
Потом задачу поставили: надобно до утра
взять за линией немца. И там же, прямо на месте,
вытащить из паскуды, где ихние панцера?

Почти что без приключений мы сделали полработы:
пошли и добыли немца. Проверили документ.
Ганноверец Дитер Гоффман,
ефрейтор танковой роты.
С двадцать второго года.
Выходит, что двадцать лет.

Пацан пацаном. Трясется. Какая уж там молчанка?
Бормочет свои “майн готты”
(по ихнему “Бог, прости”…).
Потом дошел до “рот фронта”.
Но нам-то надо про танки!
Причем – не позже рассвета, чтоб было время уйти.

А он сипит: “нихт ферштейне”
(видать, оказался с норовом).
А что прикажете делать?
Засели в ближнем леске…
Гиви нельзя, как старшому.
Арвиду – как дозорному.
А я бы, может, и справился – так врезало по руке.

“Давай!” – говорим Юсуфу.
Юсуф достал зажигалку,

пожарил покрепче финку, фрица взял за вихра…
Работает. Мы скучаем. Парня, понятно, жалко,
Но надо знать до рассвета, где ихние панцера!

…Ну, что говорить? Он вспомнил про танки и самоходки,
и то, что атака в полдень, по флангу, с левой руки…
Мы сняли допрос на месте,
а после – ножом по глотке.
Поскольку тащить – не выйдет,
а бросить – не по-людски.

…Когда мы вернулись к нашим –
ротный аж прослезился:
соколики! спать немедленно!
А утром прошу ко мне!
А утром…верьте – не верьте,
глядим: Юсуф удавился.
Вышел, будто до ветру – и сделался на ремне.

Ну, тут заварилась буча! Начальство понабежало,
особый майор Брызгало Юсуфу в глаза смотрел…
Потом признали, однако, что дело – не трибунала.
А также не особиста, поскольку – не самострел.

…А в полдень поперли танки.
Но мы-то их ожидали:
из тридцати половина с трудом уползла назад…
Чуть позже за этот поиск нам всем вручили медали.
Юсуфу, правда, посмертно – но тут уж сам виноват.

…И если попы не брешут
в церквах о ненашем свете,
хочу я спросить у Юсуфа, когда настанет пора:
какого хрена сплясал ты
в обнимку с дурацкой смертью,
коль мы не пустили к Дону крестовые панцера?

г. Одесса
№4, 1995 г.

Знаменитые строки Сибири

Я лодчонку прибью к невысокому берегу,
закурю, посижу у огня...
Не хочу догонять никакую Америку,
пусть она догоняет меня.

Зорий Яхнин (Красноярск)