Андрей АНПИЛОВ

ЛЮБИМЫЙ КРОЛИК

Славная бекеша у Ивана
Ивановича! Отличнейшая! А какие
смушки! Фу ты, пропасть, какие
смушки!..
...Очень хороший также человек
Иван Никифорович...
Н.Г.

Эта трогательная история начиналась лет пятнадцать назад. В одной прибалтийской партийной газете служили два карьериста, два заурядных, говоря откровенно, советских выдвиженца. Оба в свое время пребывали звеньевыми пионеротрядов, комсомольскими секретарями, партгрупоргами — словом, честно протопали всю свиную тропинку.
Впрочем, отчего вдруг свиную? Нет, не кину камень, не кину, беру эпитет назад и выражаюсь помягче — скорбную тропинку маниакального заблуждения. Да и не важен, в конце концов, градус гражданского негодования, вложенного в запоздалый эпитет — нету более такой тропинки. Карьериста и теперь пруд пруди, но ТАКОЙ тропинки для него — нет...
Ну-с, герои наши, соединенные общими мытарствами и профессиональными узами, были большие приятели. Худенький курносый Иван Максимович заведовал в газете коммунистической моралью, а пунцовощекий бутуз Артур Адольфович с водянистым чубчиком — сельским хозяйством. Особенно приятельство укрепилось после того, как редакция нарезала себе землицы в сосновом бору под садовые участки. Артур Адольфович и Иван Максимович снова оказались наиближайшими соседями и теперь уже не разлучались буквально ни зимой, ни летом. Взаимная очинка красных карандашиков и культпоходы на взморье дополнились вечерними шахматами, предрассветными рыбалками и задушевными стаканчиками по любому удачному поводу. А поводом дня нашего брата является сами знаете что, а именно все — все, что угодно.
Сердце радовалось, глядючи на Ивана Максимовича с Артуром Адольфовичем. Вот Артур Адольфович подтаскивает к крыльцу захмелевшего Ивана Максимовича и бережно сдает с рук на руки многочисленному семейству. А вот и Иван Максимович, кряхтя, таранит на спине прикорнувшего Артура Адольфовича и заботливо укладывает его на одинокий кожаный диванчик. Вот Артур Адольфович красиво заостряет грифель специальным ножичком и тайком подбрасывает карандаш на стол Ивану Максимовичу для сюрприза. А вот Иван Максимович наживляет червяка на крючок Артуру Адольфовичу, страдальчески перекошенному от сочувствия...
Да-а... Множество подобных и даже еще более идиллических эпизодов проплывает перед мысленным взором. Увы, увы — к черту провалилась та золотая пора взаимного доброжелательства, провалились туда же, не говоря о задушевных стаканчиках, карандашах с крючками, потому что заядлыми врагами сделались друг другу бывшие приятели!
В один беспокойный год (вы, конечно, помните — в какой) Артур Адольфович ни с того, ни с сего вдруг преисполнился национальным самосознанием, проклял пионерскую юность и, воспользовавшись приобретенными при советской власти навыками, единым духом отмахал радикальную газету — бескомпромиссный рупор “Народного фронта”. Иван Максимович, с изумлением узнав в телевизоре своего собутыльника, всего перепоясанного полевыми цветами, во главе колонны демонстрантов, почесал по-русски в затылке и вытащил из сундука протертые дедушкины галифе с казачьими лампасами. Стал заглядывать Иван Максимович на рабочие окраины, на оборонные предприятия союзного подчинения и — вскоре с присущим ему

блеском залудил новый печатный орган движения местных интернационалистов.
И вот уже Артур Адольфович всенародно язвит Ивана Максимовича Молотовым и Риббентропом, а Иван Максимович колет глаз Артуру Адольфовичу латышскими стрелками.
Бог знает, что творится на свете! Ну посудите сами — где теперь Риббентроп, а где Иван Максимович со своими крючками и шахматами? И с какого боку приспособить латышских стрелков к уютному кожаному диванчику Артура Адольфовича? Но... не было рядом дружеского голоса, некому было вразумить кровных неприятелей: “С какого, извиняюсь, вы перебесились, поглядите-ка на губошлепа Артура Адольфовича — какой он, по совести, фашист? Поворотись-ка и ты, Иван Максимович — ну может ли такой хоть что-либо оккупировать, кроме разве редакционного сортира? А ну, бросьте-ка вы надуваться пузырями, а лучше замажьте, как бывало, по мерзавчику, да и рядком-ладком по утренней росе за плотвичкой!”
Охо-хо... Но не было такого голоса... Да хоть и был бы — кто б его послушал?
Невидимая стена отвращения выросла между шестью сотками Артура Адольфовича и шестью сотками Ивана Максимовича. Ни словом, ни взглядом не перекидываются через забор обезумевшие противники и, принужденные до гроба отдыхать бок о бок, — игнорируют друг друга вежливо, но абсолютно...
И вот однажды Артур Адольфович, лишенный на досуге общества Ивана Максимовича и его хлебосольного семейства, недолго поколебавшись между хомяком и поросенком, отчаянно тряхнул водянистым чубчиком и, что вы думаете? — завел себе ручного белого кролика! Приобретение оказалось как нельзя более уместным — безропотный привязчивый зверек занял в одиноком сердце холостяка примерно столько места, сколько при иных обстоятельствах могли бы занять дорогая супружница, поздний отпрыск и преданный друг, взятые все вместе. Артур Адольфович, если позволительно так выразиться, первый раз полюбил. Все неизрасходованные кубометры сентиментальности, жертвенности и родительской заботливости обрушились на пушистую лопоухую головку с красными подслеповатыми бусинами.
Сперва Артур Адольфович соорудил в середине своего участка сказочный теремок в народном вкусе, с раскрашенными башенками, резными оконцами, лесенками и перильцами. Потом чуть ли не на половину территории дачи распространился аккуратно подстриженный газон для совместных прогулок. Далее — была куплена детская ванночка, оборудован микроскопический душ, приготовлены махровые полотенца в горошек и специальное мыло для укрепления подшерстка. Хозяин целыми днями мотался по сельским базарам в поисках экологически чистых семян клевера, капусты и морковки. Словом, вскоре этот соня, помаргивая бесстыжими ресничками, уже прямо-таки вил веревки из нашего внешне невозмутимого, но втайне восторженного Артура Адольфовича. Например, в одно прекрасное утро над теремком затрепетал веселенький флажок, а короткую шею симпатичного животного окружил голубой бантик...
С прискорбием, надо заметить, что белый холостяцкий кролик ненароком растоптал и без того оскудевшую жизнь Ивана Максимовича. Она превратилась в ежедневный кошмар. Дело в том, что у Ивана Максимовича водилась овчарка.
Добродушная лохматая псина с утра до вечера беззаботно шлялась по округе, никому не причиняя беспокойства. Теперь же Иван Максимович, панически опасаясь воображаемых последствий, вынужден был таскаться за ней но пятам, не спуская подозрительных глаз. А вдруг с проклятым зайцем произойдет что-нибудь нехорошее? Допустим — укус? Или, избави Бог — убийство? В ледяном поту вскакивал с топчана мнительный Иван Максимович до трех раз за ночь и тоскливо вглядывался в резные окошки легкомысленного теремка.