Иван УРАЗОВ

СВЕТИЛАСЬ, ПАДАЯ, РАКЕТА

Старожилы Красноярска помнят, как в январе 1943 года Николаевку заполонили наследные новобранцы 1925 года рождения. Семь рот расположилось но школам. В деревянном кинотеатре “Ударник” была столовая, в горах за Покровкой — стрельбище, а за Буганом в пустующих полях шли тактические занятия.
Командирами нашими сразу стали фронтовики, которые поправлялись тут после ранений. Наскучались они без дела и рьяно взялись за нашу боевую выучку. Понравились им наши голоса, высокие, звонкие, не обожженные махоркой, и куда бы ни шла рота — на занятия, в столовую, в баню ли — обязательно с песней. Вот и кстати как раз пришлась нам тогда новая задорная “До свиданья, города и хаты”. Хоть и не провожали нас девчата, потому что у нас их еще не было, все равно мы заверяли их, что придем с победою назад. Особенно торжественно заверяли всех людей: “Грозной силой на земле и в море встретим мы непрошенных гостей, и фашистской кровожадной своре не собрать вовек своих костей!”
Но какой же роковой парадокс таили в себе эти слова! Не к фашистам, а к нам пришлось это предсказание — “не собрать вовек своих костей”! Двадцать лет после войны о победе не упоминалось. И трупы наших бойцов год от года глубже погружались в трясину болот, врастали в землю, затягивались мхом, а в потайных кармашках у них гнили зашитые “смертнички” с именами. И на протяжении последующих тридцати лет павшие защитники Родины превратились в “неизвестных солдат”...
Тягостно мне от этих раздумий накануне пятидесятилетнего юбилея после окончания той страшной войны. Одолевает ностальгия по наивной и безответной юности. Невольно переношусь назад на пятьдесят лет, в ту пору, когда до победы оставалось еще пятьдесят дней. И мне спокойнее и светлее на душе.
28 марта 1995 г.

С вечера пробираемся невидимыми проселками по-за линией фронта к югу от Оппельна. Гул со стороны Оппельна отдалился, зато слышнее стал от Ратибора, куда мы держим направление. Взрывы раскатистые, вздрагивает от них земля, загребаемая гусеницами танков и самоходок. Я вдруг сравниваю наши недавние переходы по Польше с теперешними. Тогда бригада была только что укомплектована. Вытянется — и конца не видно. А сейчас намного убавилось. Поредели батальоны, каждый человек на счету. И мы теперь в первом батальоне у майора Дзоциева. Вчера нашел он нас в Дойч-Россельвице на станции, где мы сдавали пленных, и чуть не пляшет от радости:
— Ну, трубачи, приказ полковника Желудя: вас ко мне в батальон. Быть в полной боевой готовности и с дудками! Ясно?
— Ясно, товарищ гвардии майор, — выпалил в растерянности Григорян, а самому до сих пор не ясно, для чего ему там наши “дудки”?
И пришлось идти в полуторку за ними. Ящик был прочно заколочен Ованесом в Енкау. Тимофей насилу оторвал крышку. Инструмент плотно уложен. Покачал головой: как тут достать, что надо для семи человек? И стал выкладывать все подряд в кузов. Почтальон Грицман с досадой отстраняет свои вещи, ворчит:
— Забирали бы уж целиком ящик. Перегородил он машину, как гробина. Вещи некуда из-за него положить.
Руслан как раз держал тромбон погибшего Кузи Сормовского, старательно расправляя большими пальцами вмятины на сияющем никелированном раструбе. Зло так зыркнул на Грицмана и отрубил:

— Знаешь, старшой, заткнись, не кувакай! Вот один этот тромбон дороже тебя сто раз, понял? Я бы заколотил этом кузове тебя вместе с твои трофеи и под бомбежка бросал.
Грицмана будто контузило, передернулся весь, выкрикнул:
— Сопляк! Ялдаш ты неотесанный! Свиное ухо!
Так он хотел оскорбить Руслана. Но тот не растерялся, пояснил:
— “Жделдас” — хороший узбекский слово, если хочешь знать. И свинья — вкусный мясо, дурак я был раньше, не ел. А тебе на закуску на вот мой обрезанный...
И Грицман подавился, понял: дальше от такой перепалки будет хуже, полетят через борт позорно все его трофеи. Молча отобрали мы нужные инструменты и погрузились в указанный Дзоциевым “студебеккер”.
И вот ползем где-то в темноте. Началось бездорожье. Машину туда-сюда швыряет. Под кузовом скребется кустарник. Надрываются моторы по кочкам, храпят танки, то прибавляя, то убавляя газ. Колонна углубляется в подлесок. Похоже, причаливаем. Последний резкий толчок.
— Глуши моторы! — доносится негромкая команда.
Стихают машины. Бойцы топчутся гулко, разминаясь, хлопают себя рукавицами по плечам, чтобы разогреться. В темноте различаются мутные деревья. Где-то здесь Одер. Все тот же проклятый Одер, как-будто одна эта река и есть на всю Германию. Скоро ли рассвет? Курить нельзя, о костре и думать не приходится. Топчись на одном месте, пока есть силенки. А если их нет? Шофера в кабинах уже прильнули к баранкам. Руслан молча лезет под “студебеккер”. Молодец, правильно сообразил: тут можно пригреться от остывающих выхлопных труб и не проспишь, машина затарахтит — быстро вскочишь. Ползу и я между задними колесами. Трава до жути холоднющая — это все от того же Одера, но хоть мягкая. Закутываюсь в плащ-палатку, дышу и чувствую, как прибывает тепло. А сон пропал. В дороге мучила дремота, валила на дно кузова, теперь же...
Что сейчас в Канске — тоже ночь или уже утро? Отсюда до Москвы — два часа да от Москвы — еще четыре. Значит, уже светло. Андрюшка на работе. Отец писал, что вскоре после меня отвел его в заготзерно, и приняли на мое место. Есть у меня и недавнее Андрюшкино письмишко:
“Работаем целыми днями, а бывает и сутками. Это — когда приходят вагоны под погрузку зерна. За зиму отремонтировали с Чебыкой все транспортеры и самогребатели: перетянули ремни, ленты, перебрали подшипники. А морозы как раз наступили жуткие. Закручиваешь гайку и боишься, как бы кожа от пальцев на ней не осталась. А еще солидол на морозе огнем так и обжигает. Но как будешь, чтоб не замарать им руки? Никак. Теперь настала очередь сушилки ремонтировать. Тоже не мед. В котле под лопастями только лежа и можно работать. А железо насквозь прокаленное морозом, знаешь, как холодно? Вот на ремонте самотасок в элеваторе — иное дело: тепло и даже интересно. Бывало, залезу на головку элеватора, стану любоваться городом. А погляжу на запад, куда уехал ты, и зальюсь слезами. Наплачусь, что аж в голове закружится. Скоро ли закончите разгром фашизма? Да вернулись бы вы на родину победителями, героями, закаленными в боях за полное уничтожение врагов человечества...”
Скоро, Андрюша! Теперь уже скоро! До Берлина всего шестьдесят километров осталось, на десять километров подальше, чем от Канска до Северной, представляешь? Первый Белорусский фронт подпер немцев под Кюстрином, Жуков нацелился прямо на Берлин. И вот наш Первый Украинский подтягивается, чтоб выравнять линию фронта. Сейчас наше направление между Дрезденом и Берлином. Возможно, когда продвинемся от Одера, то повернем тоже на Берлин. А пока Оппельн отсекли и прокрадываемся южнее от него для очередного броска, чтобы расширить вчерашний прорыв. Так что мне, Андрюшка, надо вздремнуть часок. Хм, чудак ты какой! Подобрал же слова: “героями, закаленными в боях за полное уничтожение врагов человечества...”

Скачать полный текст в формате RTF