Василий АКСЕНОВ

СУПЕРЛЮКС

Владислав Иванович Ветряков, он же, для друзей, Слава, он же, для самого интимного окружения, Гиббон... Многоточие. В растерянности оглядываемся: сказуемое потеряно или еще не найдено, ибо мы еще не знаем, куда поместить нашего героя, в какую точку мира, в какие обстоятельства, какое предложить ему действие. Пока что разберемся с прозвищем: что за странность — Гиббон? Ведь это же, как известно, вид обезьян, а между тем во внешности Владислава Ивановича ничего обезьяньего нет, напротив — с первых же минут знакомства он удивляет славной человечностью, мы бы даже отметили его особенный искрящийся взгляд. Такой взгляд отличает персону, способную восхищаться объективированным миром, видеть в нем не просто скопище предметов, но еще и разные горизонты очарования, таким мы предлагаем читателю его взгляд. Что же касается словечка Гиббон, то все началось с шутки: парились в сауне с ближайшими друзьями, вернее — развлекались, пиво “Карлсберг” в неограниченном количестве, анекдоты, байки, возня... ГачикТарасян взялся изображать слона, Лева — умирающего лебедя, а Владислав Иванович руки опустил до пола, запрыгал перед зеркалом — я гиббон, я гиббон! И вот надо же — ни слон, ни лебедь не прижились, а гиббон остался — Слава Гиббон. Честно говоря, некоторые основания для клейкости у этого прозвища есть: филогенез почему-то принес Владиславу Ивановичу длинноватые руки, излишнюю волосатость кожи, но эти внешние и не особенно существенные предметы совсем не бросаются в глаза, особенно если ты не дурачишься в финской бане, а едешь в такси, одетый в костюм тончайшей голубоватой фланели, чуть покачиваешь изделием итальянских обувщиков и добрым, почти восхищенным взглядом через дивные французские очки смотришь на мир, на Приморский бульвар Одессы, на памятник Дюку де Ришелье, на панораму порта с белоснежными кораблями в центре оной. Итак, найдя вдруг нашему герою место, забудем словечко “гиббон”, чтобы преисполниться симпатией к чудному гражданину Владиславу Ивановичу Ветрякову, похожему на физика-теоретика, к тому же выездного.
— Потрясающе! — сказал Ветряков. — Просто потрясающе!
— Что потрясающе? — хмуро спросил шофер.
— Да вот же все это! Одесса, порт, корабль!
Остановились на причале прямо возле высоченного борта теплохода “Караван”. Ветряков протянул шоферу пятидесятирублевую ассигнацию. Хрустящая, новенькая, довольно большая и вполне приятного зеленоватого цвета. Если уж иметь вкус к деньгам, то начинать нужно с пятидесятирублевок, так давно решил Владислав Иванович. Человек со вкусом должен ориентироваться только на полусотенный дизайн.
— Сдачи нет...
— Веселее, друг! Сдачи не надо! — сказал Владислав Иванович.
— Вот это потрясающе, — пробормотал ошеломленный таксист.
Владислав Иванович, подхватив чемодан и атташе-кейс, стал подниматься по трапу белоснежного гиганта. Вахтенный офицер взял его билет и посмотрел на Владислава Ивановича с уважительным вниманием. Как-никак 900-рублевый суперлюкс! Прошу вас! Пожалуйста, сюда! Лифт, пожалуйста! Люда, проводи товарища в Ноль-второй! Надутая, розовощекая, вся хрустящая Люда, воплощение неприступности, открыла дверь красного дерева, за которой сразу же обнаружилось некое чудо комфорта. Люда, минуточку! Никаких минуточек, я на вахте! Нет-нет, вы меня не поняли, просто в честь знакомства, быть может, вам пригодится, надеюсь, не обидитесь, вот пустячок... Пассажир суетливо отщелкнул чемодан, и через секунду в руках у коридорной оказалась коробка духов “Мадам Роше”, целая унция. Мама моя, в заграничных плаваньях Люда и взглянуть

не смела на такие предметы. Ну вот, Люда, ну вот, я вижу, вы рады, и я, конечно же, рад, что вы рады, потому что радость вам очень к лицу.
— Да что вы, товарищ... Ой, мама моя! Да что вы, товарищ...
— Владислав Иванович Ветряков, физик. Я физик, Люда, вы понимаете? Для меня это просто пустяк.
Люда с некоторой еще опаской пропустила физика внутрь суперлюкса и показала, держась на проверенном расстоянии, холодильник итальянский! — ванную комнату — всю шведскую! -цветной телевизор — американский! — музыкальную стереофонику — японскую! Чудеснейший в самом деле пароход! И название такое чудное — “Караван”! Откуда же, Люда, такое название необычное? Что же необычного — “Азербайджан”, “Казахстан”, “Караван”... Ну, я рад, Люда, что наше знакомство состоялось. Еще раз уверяю вас, что этот пустяк, вот этот неплохой дизайн, а? — вот эта ерундовина ни к чему не обязывает, а вот если вам что-нибудь понадобится, Людочка, я не знаю, ну мало ли что, деньги, скажем, если вам деньги, моя золотая, понадобятся, обращайтесь в любое время.
Оставшись один, Владислав Иванович повесил в шкаф свои костюмы, коричневый и серый, блейзер и джинсовый “сафари”, расположил на полках стопки английских рубах и свитеров тонкой шерсти, расставил обувь, “граничащую по дизайну с произведениями искусства” (выражение Гачика Тарасяна), извлек парижскую мужскую парфюмерию, а вслед за ней — коньяк, виски, джин — все это во временном небрежном расположении представляло отличнейший дизайн, или иначе поп-арт.
Через полчаса прибыли два отличнейших молодца в джинсах, в коже, настоящие оптимисты. Без посторонней помощи втащили в каюту несколько ящиков с напитками и закусками: тоник “Швепс”, любимое баночное пиво “Карлсберг”, джин “Бефитер”, икра, копчености, жареный миндаль — все как полагается. Владислав Иванович, глядя на заказ, наполнялся теплым, почти торжественным чувством. Нет, что ни говори, есть еще в мире “чувство локтя”: стоило ему заикнуться, что хорошо бы на борту “Каравана” получить заказ, как тут же Лев сказал: “бу-сдслано”. Владислав Иванович представил себе, как Лев выходил на Росько, а тот подключал Вадима Лешина, потому что самому ему на уровень Андрея Михайловича выходить не след, а Вадим звонил Серафиме Ивановне, а та уже известила Андрея Михайловича в частном порядке, и тогда уж верный Лев, получив “добро”, позвонил напрямую. Нет-нет, чтобы ни говорили скептики, есть еще в мире настоящая мужская дружба. Так вот ведь получается — достаточно двух-трех слов, иногда и одного взгляда на человека, и сразу ясно, пойдешь с ним в разведку или воздержишься.
Теплоход “Караван” в море — благородное зрелище! Чартерный всемирный скиталец, обычно прогуливающий шведов и англичан в архипелагах Полинезии, а колумбийцев или аргентинцев, наоборот, по фиордам Норвегии, иногда посещал и родные воды, ублажал соотечественников. Тогда запечатывались игральные автоматы, так называемые “однорукие бандиты”, ибо нашим людям чужд дух наживы и

Скачать полный текст в формате RTF