Андрей Новиков

ЧЕЛОВЕК
ПРИВАТИЗАЦИОННЫЙ

Штрихи к портрету новой формы собственности, возникшей в России

НИ ОДНА ЭПОХА НЕ ВИДИТ СЕБЯ.

Эпоха, открытая эпопеей Приватизации, слепа по особенному, поскольку видит в вещах то, чем они не являются.
Длительные и совсем не профессиональные (ибо я не экономист) размышления над сущностью Приватизации навели меня на странное открытие.
Смысл открытия состоит в том, что нигде и никогда ни в одной другой стране, кроме России, никакой приватизации не производилось. Нигде частная собственность не рождалась через Приватизацию. Это наше изобретение.
Во всех странах – включая и те, где имел место выкуп частными инвесторами ранее приватизированной собственности (Англия, восточно-европейские и латиноамериканские страны), — институт частной собственности существовал ДО “приватизации”. Иначе говоря, имел место простой выкуп собственности без каких-либо институциональных и психологических изменений в понимании собственности, как это происходит в России. Процесс этот нельзя в строгом смысле назвать п р и в а т и з а ц и е й, поскольку он не означал создание приватности как нового качества экономической жизни, — аналогично тому, как это происходило во время “национализации”.
Напротив, в России мы видим ситуацию, когда процесс приватизации совмещён с созданием самой приватности. Частная собственность создаётся “на ходу”. Институционное, правовое и психологическое понимание приватного права происходит непосредственно в ходе передела. То есть, говоря словами популярной поговорки, игра здесь создаёт правила – причём “правила” эти настолько отличны от тех, которые приняты в цивилизованном мире, что впору спросить: в ту ли игру мы вообще играем?

Посмотрите, что происходит.

Приватизация стала, по сути, единственной формой накопления нашего капитализма. Она приобрела экспансивный характер, требующий для себя новой и новой пищи. 90 процентов доходов общества составляют доходы, получаемые через приватизацию, а не через труд (это можно сравнить только с военным типом экономики, когда нация живёт исключительно за счёт войны). Возник тип экономики и тип общества, который следует назвать ПРИВАТИЗАЦИОННЫМ. Само государство живёт исключительно за счёт “разгосударствления”; не знаю даже, какой образ лучше подобрать этому состоянию: человек продаёт руку для того, чтобы насытить желудок?
Но точнее было бы сказать, что насыщаемый подобным образом “желудок” находится вне разрушаемого организма. Очевидно, что таким образом создаётся иное, внеинституционное государство, в котором “налогом” является взятка, а “валютой” — человеческая жизнь. Прежнее государство исчезло, вместо него

появилась Бюрократическая Корпорация, сама участвующая в переделах собственности. Т.н. коррупция, о которой так много говорят, стала, по сути, лишь товарной формой власти. Она неизбежна.
Заказные убийства, имманентный внутрисоциальный террор, свидетелями которому мы все являемся, есть необходимый элемент этой страшной цивилизации, утверждающейся сегодня в России, ибо он означает переход субъектов репрессий во внутрь самого общества. То, что государство раньше делало со своими гражданами, теперь сами граждане начинают делать друг с другом. Общество “приватизирует” государство в его репрессивных функциях, воспроизводит себя по матрице тоталитаризма. В конечном счёте, эти убийства есть такое же выражение складывающегося рынка власти, как и коррупция.
Даже в идеологической сфере мы видим что-то похожее: ретроспективное сознание, обращённое не в будущее, а в прошлое России – оно тоже, по сути, является “приватизацией истории”. Патриотизм, если иметь в виду тот смысл, который в него вкладывается сегодня, есть “приватизационная” идеология, не несущая в себе никакой будущности и налагающая лишь лапу на то, что “есть”. Фраза “моя страна” стала визиткой тех, кто сожрал эту страну.
Таким образом, мы видим складывание нового типа цивилизации, а не только экономический процесс. Приватизация стала стилем мышления современного российского общества. Сформировалось уже целое поколение, не способное к труду, а ориентированное только на приватизацию как форму накопления. Труд как главный источник накопления (то есть то, через чего произошло большинство капстран) полностью дискредитирован. Страна давно ничего не производит, а только приватизирует, приватизирует, приватизирует. Сам способ отношения к ресурсам, в котором мы упрекаем Запад и который на самом деле является нашим самоотношением, — я говорю о популярной идее “сырьевого придатка”, в который нас якобы кто-то превратил, — так вот, эта идея является красноречивым свидетельством нашей приватизационной психологии.* Ни одна страна не кричит о том, что её кто-то превращает в сырьевой придаток. Любая страна является “придатком” мировой экономики в той степени, в какой она вообще что-либо производит.

* Мне уже приходилось писать о мнимости этой идеи. Воспринимать себя в качестве “сырья” в отношении к миру – это значит постулировать себя в качестве объекта.

Скачать полный текст в формате RTF