Вероника ШЕЛЛЕНБЕРГ

КОГДА Я УЕДУ

***
Не будет нам ни рая,ни покоя,
Ни ада кругового... что с того?
Нам суждено ромашковое поле
За то, что мы придумали его.
Как будто бы из пены возрождаясь,
Мы вынырнем из белых лепестков
Как солнца луч, как золотая завязь,
Как долгий взгляд ромашковых глазков.
И все, что было сорвано и смято,—
Нетронутым потянется к весне,
И все, кого любили мы когда-то,
Цветущими
увидят нас во сне.

***
Тополь, тополь...
Недавно ты был не толще запястья,
и заглядывал в окна
третьего этажа.
Потом возмужал.
И, если бы это было в твоей, тополиной власти, -
дальше дома бросал бы тень...
Но кому-то на пятом
ты укорачивал
день.

Тополь, тополь!
А я потом
подбирала ветви, упавшие веером.
Долго не верила,
что отрубленного — не срастить.
Они, как живые,
пружинили в жаркой горсти,
Они умоляли
спасти.

Тополь, тополь,
Всех нас когда-нибудь режут
до середины,
до сердцевины,
и только в бессилии
ближние наши повинны.

Вот и я
покаянною головой
упала на твой
пахнущий плахой срез...
Тополь, тополь!
Чуть дальше небес
будет еще земля,
где не мешают друг другу
люди и тополя.

***
Будет
и на моей улице
Питер.

Зря ли ветер
слезы мои
вытер?
Только не знаю, что
озябшему сердцу милей:
пой, ласточка, пой
или пей, ласточка, пей?

Холодно.
Звонко и холодно.
Это сквозят поезда,
поезда уходят.
А значит,
нужно менять
имена, города, времена.
И все же в последний момент
выскочить на
станции без названия.
И никому никуда
не названивать.
Пить
безымянный простор голубой,
жить—
пой, ласточка, пой.

***
Дождь
хлещет в синюю куртку.
Дождь
не дает догореть окурку.
Вниз
по бежевому этюднику
бежит вода.
Даль
сияет сильнее льда.

Береза
молниеносно
в землю вошла
и замерла,
раскалена добела.

И я замираю, забросив этюды,
просто смотрю,
удивляюсь:
откуда
льется вода,
такая знакомая глазу,
как слеза,
соединившая душу и небеса...

Боже...
сколько тебя
Сразу —
Там,
где просвета синяя полоса.

***
Цветущие яблони.
белые-белые
цветущие бантики.
Выпускники девяносто девятого,
не облетайте!
Но — улетайте,