Елена ПЕРВУШИНА

ПЕРВОЕ ЧУДО СВЕТА И ДРУГИЕ РАССКАЗЫ

“ПОЗВОЛЬ МНЕ УЙТИ!”

Старая крыса: ...Лжец, агент!
Флейта: Лжёт не Музыка — инструмент!
Старая крыса: Trug und Schand!
Флейта: Лжёт не Музыка — музыкант! Обособь!
Старая крыса: Говорю вам, что это топь...
Марина Цветаева “Крысолов”

1.

Тот весенний день 1284 года, когда осиротела половина семей в городе, тот день, о котором во всем мире восемь веков будут рассказывать всякие были и небылицы, семилетняя Труд-хен неожиданно для себя самой провела в подвале.
Едва она высунула за ворота отцовского дома свой любопытный носик, услышала перестук капели, журчание бегущих по улице ручьев, и выскользнула навстречу этим маленьким Рейну и Везеру, как на нее ястребом налетела матушка. Щеки Трудхен обожгли две пощечины, и в следующее мгновение матушка уже тащила ее за руку (спасибо, не за косу) через двор, совершенно на заботясь о том, что дите спотыкается, мочит в лужах подол и башмаки, и приговаривала: “Ах ты, дрянь маленькая! Говорила тебе, за порог не суйся? Говорила? В могилу меня свести хочешь?” Трудхен ревела. Всхлипывала и матушка: “Говорила тебе, дрянь маленькая? Говорила? Вот вернется отец, пусть сам тебя выпускает!” И девочка была слишком мала для того, чтоб расслышать в голосе женщины страх.
Господи, они единственная у меня! Господи, только не моего ребенка! Итак, водворение маленькой преступницы в подвал сопровождалось криками, тумаками и взаимными слезами, и после того, как за ней захлопнулась крышка подвала, Трудхен показалось, будто ее потрепал небольшой шторм.
Она скоро перестала всхлипывать, высморкалась в знак протеста в кулачок, и стала прикладывать мокрый подол к пылающим щекам. Никогда прежде ее не наказывали так. Ни когда она стащила из отцовского кабинета счеты, чтоб соорудить свадебную повозку для своих кукол, ни когда она выдрала клок волос известной ябеде и доносчице Магде. Тогда ее просто оставляли без ужина. Даже когда ее, Мартина и Хайрун поймали на краже яблок в чужом саду, дело ограничилось шестью ударами розгой и тремя днями поста. Родители всегда были справедливы. И сейчас несоизмеримость проступка и наказания потрясла Трудхен.
Если только тех детей в самом деле не...
Трудхен вздрогнула и осмотрелась. Нет, в подвале было не страшно. Зарешеченное окошко под потолком давало достаточно света, полдюжины пузатых пивных бочек у дальней стены поблескивали медью обручей. Правда, нынче глаз не радовали темно-кровавая свекла, добротно коричневая брюква и золотистая репка, не дразнили нос и язык связки колбас и свиные окорока под потолком, не соперничали с ними моченые яблоки и кислая капуста в бочках, не пахли сладко и умиротворяюще сушеные капуста и морковка. Под

вал был почти пуст, но все же сух и... надежен. А кроме того еще осенью, едва стало известно, что в городских овинах и кладовых жируют крысы, отец привез из Рима двух горностаев — злющих, красивых и страшно дорогих зверьков. И сейчас отрадно было думать, что они бегают, стуча коготками, по дому, и ни одна голохвостая тварь сюда не сунется. Хороший, надежный, безопасный подвал. А на улице в самом деле могут быть...
Только не крысы, правда? Вовсе не крысы...
Голод. Так сказал отец в Рождество. Она как всегда попросила его смастерить звезду, хотела идти вместе с ребятами по дворам и петь про Младенца Христа. Но отец сказал: “Сейчас в городе голод, Трудди. Мы все будем молиться за бедняков, но ты не должна выходить за ворота одна, без взрослых.” Она спросила: “Почему?” “Потому что голод сводит людей с ума.” Что такое “сходить с ума” она знала, и ей стало страшно. “Папа, а мы?” Он прижал ее к себе. “Ну что ты, не бойся. Понимаешь, Господь хотел нас испытать, и послал нам богатый урожай. Многие люди были беспечны, они плохо заботились о своих запасах и Господь в наказание отдал собранное зерно крысам. Но ты же знаешь, что я никогда не бываю беспечен, если речь идет о вашем благополучии.”
Это было правдой. Горностаи исправно несли свою службу. Трудхен видела крыс на улицах, в соседних дворах, даже в церкви, но никогда у себя дома. Зимой она ела мясо раз в неделю, а весной только пареную брюкву и кашу, но они не голодали. Нет, но...
“Папа, а те, которые были беспечны, что они едят?” “Ну, что-то у них, конечно, осталось. Кроме того, добрый граф Генрих раздает всем голодающим зерно. А мы—я и другие уважаемые люди города, — помогаем ему.”
Это тоже было правдой. Но все же отец запрещал ей выходить на улицу. Потому что от голода люди сходят с ума. Потому что в городе не осталось ни одной собаки и кошки.
Потому что она слышала, как кухарка сказала матушке: “Говорят, в посаде уже четверо ребятишек пропало...
Думать про это было страшно. А потому Трудхен опустилась на колени и занялась тщательным обследованием подвала. Палочки, щепки и черепки, конечно, ни в какое сравнение не идут с весенними ручьями, водопадами и плотинами. Но все же лучше возиться с ними, чем думать о засоленных детских ручках и ножках.

Скачать полный текст в формате RTF