Викентий ПУХОВ

ЗАПИСКИ КАРЬЕРИСТА

СЧАСТЛИВАЯ ПРАСКОВЬЯ

В деревне, куда приехал я набраться врачебного опыта, стояли два десятка изб, крытых черной соломой, да обветшалый сарай, из которого доносился, как мне почудилось, слабый дух навоза. “Вот где живут коровы”, — догадался я и вообразил, как буду каждое утро пить парное молоко и заедать его деревенским хлебом. Легко отыскал дом фельдшерицы Валентины, благо на двери красовалась кривая табличка: “Здравпункт”. Изба оказалась пустой и без замка. Валентину — единственного на всю округу лекаря — увезли в Кострому, в сумасшедший дом. Говорят, она пищу не принимала вовсе, пела от хорошего настроения с утра до ночи, и потчевала всех своих пациентов сульфидином. Каким образом лекарство военных времен оказалось в таком изобилии в заброшенной костромской деревне, понять невозможно. Скорее всего, это был какой-то особо изощренный снабженческий фокус. Снабженцы в России издавна славятся талантами.
Я вошел внутрь, огляделся. Кроме грубо сколоченного стола, лавок вдоль стен и русской печи с полатями обнаружил допотопный радиоприемник, древний аккумулятор для него, покрытый странными белыми хлопьями, внушительных размеров шкаф. Шкаф этот занимал едва ли не четверть горницы и был битком набит банками с подозрительного вида мазями, забродившими отварами, коробками, полными таблеток, порошков и ампул с просроченными датами. Отдельно стояла большая кастрюля с каким-то залежалым порошком. На боку кастрюли свернулась пожелтевшая бумажка с непонятной надписью из одной буквы: С. Словом, медикаментов в здравпункте хватило бы, пожалуй, на жителей небольшого поселка. Хуже обстояло дело с продовольствием. Десятилитровая стеклянная бутыль, наполненная сахарным песком, мешок окаменевшего гороха, дюжина таких же каменных пряников — вот и все, что нашлось в покинутом доме. Наверное, Валентина, проницательно сказал я сам себе, пользовалась подношениями от благодарных больных. Эта мысль меня обрадовала, я успокоился, забрался на полати и вскоре уснул.
Проснулся, когда солнце уже высоко поднялось в небе. Выглянул в окно. Ни души. Страда, догадался я и, гордый знанием сельской жизни, произнес это слово вслух, подчеркнув ударение на последнем слоге. Громко повторил его: Да! Голос мой раздался в пустой избе странно и гулко. Да-а-а? — передразнил сам себя, оглянулся с опаской, вспомнил сумасшедшую Валентину. Неладно здесь, промелькнуло в голове, надо бы позавтракать.
Выпил кружку холодной воды с сахаром, погрыз пряник, вышел из дому, прикрепил к двери заранее припасенный листок бумаги с красивой надписью “Прием больных круглосуточно!”, и довольный собою вышел на дорогу, покрытую таким толстым слоем пыли, точно ее навезли сюда со всей Костромской области и вывалили неизвестно зачем. Не спеша прошелся по безлюдной деревне. Чтобы все видели: доктор приехал. Надо бы бороду отпустить, подумал, какой земский врач без бороды!..
В то лето мне минуло двадцать лет, я успел одолеть три курса Военно-медицинской академии, понаслушался профессорских лекций, начитался Вересаева, со второго раза сдал таки экзамен по анатомии и намеревался во время летних каникул применить на практике обширные теоретические познания в медицине. Мама упрашивала остаться дома, удивлялась: “И что ты позабыл в этой деревне?!”. “Теория без применения мертва! — велеречиво отвечал я, — нельзя мне никак без земской практики. Иначе не выйдет из твоего сына военный врач”. “Да нету там больных, — увещевала

мама, — это же советский колхоз!”. Дух противоречия помутил мою голову, я уехал. На попутном грузовике.
По бокам кабины возвышались круглые железные колонки с топками, похожие на те, что используют для помывки садоводы-огородники — нынешние владельцы шести соток. Время от времени мотор глох, машина останавливалась, и шофер выходил, чтобы подбросить дров. Автомобиль питался березовыми чурками. Вместо бензина. “Газогенератор”, — с важностью объяснил шофер. За день мы проехали таким манером верст пятьдесят, и к вечеру добрались до колхоза “Красный богатырь”, где находился бесхозный здравпункт.
Странный колхоз, недоумевал я, ни одного человека! Вымерли они здесь что ли? Впрочем, страда… Ничего, скоро объявятся. Пациентов будет, только держись!
Возвратился в избу, раскрыл потертый докторский саквояж, невесть как оказавшийся у мамы, извлек накрахмаленный халат, надел его, глянул в мутное зеркало. Никакой строгости на лице. Нахмурился. Совсем другое дело! Поправил синий в горошек галстук, придирчиво рассмотрел пальцы, решил: надо руки вымыть. С мылом — для стерильности. А то вот-вот больные повалят! Разложил на столе справочники, стопку рецептурных бланков, термометр, аппарат для измерения давления, стал ждать. Пациенты почему-то толпой не валили. И вообще, ни одного не было. Взял стерильными руками огрызок пряника, чуть зуб не сломал. Посмотрел в окно. Никого.
За весь вечер так никто и не пришел. Стемнело. Тишина в доме такая, что в ушах звенит. И во всей деревне — ни звука. И темень кругом кромешная. Электричества нет, нет и керосиновой лампы. И звезды почти не светят, и луна куда-то подевалась. Ну, ничего, батенька, успокаивал я себя, скоро страда кончится, приедут колхозники на телегах. С песнями. А теперь невредно бы поужинать. На сон грядущий.
Не стану рассказывать, как пытался я растопить печь и сварить горох, как беспрестанно выглядывал за дверь, поджидая больных, как прислушивался, не едут ли колхозники, и как грустно мне стало оттого, что понапрасну забрался в такую глухомань и лишил себя каникул. Всю ночь ворочался, едва не сверзился на пол, хотел, было, встать и нагнать сон толстым врачебным справочником, но фельдшерица не напасла лучины, а я не знал, как ее готовят. Вернее сказать, щиплют. Под утро крепко уснул и не услышал, как кто-то отворил дверь и вошел в избу. Разбудил меня кашель. Едва продрав глаза, тотчас поставил диагноз: bronchitis chronicus. Свесился с полатей. Так и есть — первый пациент!
В углу комнаты, на лавке сидела старуха в белом платочке. На вид ей можно было дать лет сто. Подобное морщинистое лицо я видел в Эрмитаже. На картине Рембрандта. Больная сидела тихо, внимательно разглядывала меня голубоватыми глазами и отчего-то уже не кашляла.
— Здравствуйте, — приветствовал ее, спускаясь на пол.
Мои длинные сатиновые трусы и красная футболка произвели, видно, на старуху сильное впечатление. Она

Скачать полный текст в формате RTF