ВЕРЕВКА

Как будто я тяну веревку
и на конце ее не смерть,
а что-то вроде мысли ловкой,
похожей издали на жердь
Удастся ли на берег вынуть
привязанный к веревке груз?
Но я наверняка не сгину,
пока за свой конец держусь,
пока тяну я не безвольно,
и не тянуть я не могу,
пока, как лютому врагу,
себе не закричу: довольно!

ЗЕРКАЛО

Счастье — равнина вот эта;
встреча при полной луне;
листья лимонного цвета;
фрески на темной стене;
люстра висящая; зайчик,
в щелку сбежавший от глаз;
простынь прохладная; мальчик,
снизу глядящий на нас...
Все это — счастье. Конечно,
если внутри у тебя,
тьмой не пронизано здешней,
смотрится сердце в себя,
в зеркале собственном, малом,
видит окрестную ширь;
если кровавым пожаром
в нем не ворочает жалом
душу сосущий упырь.

***
Сжигают одежду деревьев.
Другая картина в деревне.
Березок обглоданных между
я вижу деревьев одежду.
Помята, как простынь в постели,
лежит на другом она теле.
На теле, извечно дающем,
цветущем, берущем, гниющем.

КАК БУДТО...

Как будто снег лежал недолгий час.
Как будто лето, не зима сейчас.
Как будто рядом плещется Ворона.
Как будто слышу стук того вагона,
который увозил нас от себя
на склоны злополучные Рогожки.
Как будто черт показывает рожки
и дразнит языком с полгода кряду...
Как будто нет на черном рынке яду,
который бы разъял все связи враз.
Ах, мне бы водки хватануть сейчас!

***

Слишком долго мы были вместе,
на одном находились месте.
Мы как будто друг в друге стояли
и себя на себе настояли.
Как мы можем теперь разделиться,
от себя от самих удалиться?

Но я вижу, ты видишь тоже —
как легко разделяет Боже!

***

Моя любовь сошла с ума.
И я, наверно, сумасшедший.
Ведь с каждым днем все легче, легче
моя дырявая сума.
И с каждым часом без натяжек
горжусь я легкостью такой.
Я говорю: мой крест не тяжек,
поскольку он внутри пустой.
И я иду с прямою выей,
с поднятой к небу головой,
счастливей всех, себя счастливей
самому себе конвой!

МЕТЛА

Царапала душу лопата.
За бледным оконным стеклом
Егорка, мужик туповатый,
обслуживал жэковский дом.
И я уменьшался в размере,
душа уплотнялась, росло
скребенье лопаты, по мере
неясного клева в стекло.
И вымела вдруг из подкорки
скребущие звуки метла...
А в пять с половиной Егорка,
сморкаясь, закончил дела.

ПОСЛАНИЕ ИЗ ГЛУБИНЫ

Мы были тише вод,
мы были ниже трав,
мы не писали од,
мы не просили прав,
а рыжий массовод —
отвратный посейчас —
нас шуранул в расход,
как вредоносный класс,
И ныне из-под трав,
из-под грунтовых вод,
не требуем мы прав,
не посылаем од
и не строчим сатир.
Потусторонний мир
расправился без слов
с любителем расправ:
все превратил в себя...
По просьбе мужиков
посланье из-под трав
зарифмовал Сучков.

НОЧНОЕ НЫРЯНЬЕ

Всю ночь я нырял и нырял,
смывал комариные писки.
Пока на какие-то списки
на илистом дне не напал.
Потом я пытался прочесть
на рваной размокшей странице
слова о какой-то девице,
отдавшей насильнику честь,
И я не сумел уяснить
из строчек, попорченных гнилью,