Александр КАЗАНЦЕВ
Александр БОГДАН

МЕСТЬ ШАМАНА

роман

“...войди в себя; рассуди о делах своих!”
( из письма Иоанна Грозного князю
Курбскому )

* * *
На излете века
Взял и ниспроверг
злого человека
добрый человек.

Из гранатомета
шлеп его, козла!
Стало быть,
добро-то
посильнее зла.

( Евгений Лукин)

Пролог

Ночь создана для сна, как море для судоходства: не пускаются в сомнамбулическое плаванье по темным ее волнам лишь влюбленные да придурки всех мастей. В стане последних разнообразия куда больше, чем у первых: здесь и поэты, и изобретатели “вечных двигателей”, и “народные заступники”, и бандиты... А влюбленные, они и в Африке — влюбленные... И хоть заявил когда-то с потугой на хрестоматийность один из столпов незабвенного соцреализма: “Любовь не вздохи на скамейке и не прогулки при луне...” — влюбленная парочка, случайно забредшая в наш “Пролог”, расположилась как раз на скамейке, в глухой заполуночный час, при луне...
И не в Африке вовсе — в губернском городе Сибирске, равноудаленном от Великих болот и Великих гор. А поскольку не в Африке и всего лишь на подъеме лета, вдобавок ночью, — озноб, временами пробирающий влюбленных, вполне понятен. Да тут и трепет... Тем не менее Он свой пиджак снял, укрыл им возлюбленную, прилегшую головой ему на колени, без боязни смять таких трудов и денег таких стоившую прическу, впервые сотворенную по случаю выпускного бала. Вот и наряжены так Он и Она по тому же случаю. И впервые вместе в столь поздний ( если уже не сказать — ранний) час благодаря тому же...
С выпускного они убежали, вдосталь пресытившись скачками под громыхающие ритмы приглашенной в школу самой крутой в Сибирске группы “Привет из лепрозория”. Там, в холле возле школьной столовой, в сумраке, судорожно разрываемом цветомузыкой, в толпе танцующих, где смешались запахи всяческих духов, праздничного пота и сверхнормативно выпитого алкоголя, Он и Она — никак не могли ощутить, что они вдвоем, вместе, потому сперва попытались уединиться на втором этаже, в сумрачном коридорном аппендиксе возле кабинета физики. Но едва сомкнулись их пересохшие от неутоленности губы — целоваться в толпе, как это запросто делали их более раскованные сверстники, им даже не приходило в голову — едва прижались друг к другу так “несовременно” пребывающие в невинности юные тела, вспыхнул в их закутке яркий свет и были они застуканы празднично наряженной, но непразднично раздраженной директрисой Аллой Борисовной.

(продолжение следует)

— И этим неймется!... — громыхнул надрывно голос Пугачихи, прозванной так за полную одноименность с популярнейшей из певиц, а вовсе не за склонность к запугиванию, хотя и в последнем она стала с некоторых пор преуспевать. — Вам радости да сладости, а мне по всей школе презервативы собирать!.. А потом родители с претензиями бегать начнут, жалобы строчить!..
Он заслонил Ее, испуганную, маленькую, от усталого гнева директрисы.
— Жаль, Алла Борисовна, что на таких высоких нотах мы прощаемся... Но будьте спокойны: от нас вам никаких неприятных последствий...
Он знал, что Пугачихе вовсе и не хочется ругаться. И Он и Она знали, что всего лишь два года назад крупно оскандалилась директриса на весь город, на область даже: создала в своей школе, среди старшеклассников, “Клуб отличников”, доверила им, немногочисленным, ключ от школьной фотолаборатории: собирайтесь, мол, когда хотите, обсуждайте свои насущные проблемы, заодно фото-летопись школы ведите... А отличники и отличницы при свете красного фонаря “групповухой” заниматься стали — лишь одна об этом, одумавшись, донесла... Чуть было не сняли Пугачиху, а уж не один год ожидаемого звания “Заслуженный учитель” теперь ей, как ушей своих, не видать...
— Не волнуйтесь, — сказал Он мирно,– мы сейчас уйдем.
— Не сей час, а немедленно! — на излете усталого гнева выпалила сухощавая, но жилистая Алла Борисовна и добавила почти добродушно. — Вот за порог школы сегодня выйдете, хоть стойте, хоть сразу падайте, лишь бы мне за вас не отвечать...А пока от коллектива постарайтесь не отрываться.
— Он и Она вернулись к скачущему коллективу, но вливаться в него не стали.
— Вас тоже Пугачиха заловила?!.. — с грацией птеродактиля подпорхнула к ним крупная деваха-одноклассница в короткой, туго обтянутой на роскошных бедрах белой юбке. — А мы тут скорпорашились, через полчасика сваливаем!.. У Коляхи хата сегодня пустая, родичи на даче, три комнаты и кухня — будет, блин, где оттянуться!.. Айдате с нами!
— Пойдем отсюда. — тихо сказала Ему Она.
Так они оказались на скамейке возле крупнопанельного десятиэтажного дома, самого большого в микрорайоне, а может, и в городе — аж на шестнадцать подъездов! — именуемого за грандиозность Китайской Стеной, а за конфигурацию в плане — Клюшкой.
Это их дом. Но, живя один в первом подъезде, другая в последнем, они могли бы даже и не познакомиться, если б не посчастливилось учиться в одной школе, в одном классе.
(“ Страшно подумать!”). Облюбовали они скамейку подальше от своих окон, в центре фасада, чтобы встревоженные родители, ненароком выйдя на балкон, не смогли их увидать.
Вход в каждый подъезд их дома облеплен белеющими впотьмах предвыборными плакатами — а как же, президентские выборы на носу! — даже кирпичная пирамида кооперативного погреба, что напротив дома, этой “наглядной агитацией” пестрит, но им-то, сбежавшим от всего мира, что за дело — победит на этих выборах коммунист, демократ или кто еще — у них вопросы поважней.
— Ты любишь меня? Правда?.. — шепчет Она уже нацелованными всласть губами.
— Правда! — в который раз отвечает Он. — Очень! — И рука Его впервые касается некрупной, но крепкой Ее груди, так тревожно ощутимой сквозь праздничное платьице. И знает Он, что сейчас вот имеет право сжать, покрепче приласкать эти грудки — не будет ему сопротивления, но не успевает сделать этого.
Из-за кооперативного погреба тихо, по-шакальи, выходит хлипкая фигура. Останавливается на площадке перед домом. Задрав голову, смотрит на чьи-то окна. Ночной

Скачать полный текст в формате RTF