<< | Григорий ПЯТКОВ ТОСКА ПО НЕСБЫВШЕМУСЯ О, память сердце! Ты сильней Рассудка памяти печальной... К. Батюшков 1. Когда Гороховы вернулись с крымского курорте, Петру Никандровичу до конца отпуска оставалась еще добрая неделя и он решил проведать старушку-мать, которая жила в родном городке, неподалеку от их большого и шумного города, Жена от поездки отказалась — накопилась масса хлопот по дому — и Петр Никандрович поехал один. Был конец августа, дни стояли ясные, теплые, старенькие “Жигули” Горохова были на ходу, и он, прихватив кое-какие гостинцы для матери, отправился в дорогу. Дорога Петру Никандровичу была хорошо знакома. Порой, ему казалось, что он безошибочно проехал бы до самого родного городка с завязанными глазами. И не удивительно. Сколько исхожено по ней, сколько изъезжено, что не сочтешь. И не только дорога, но и поля, чередующиеся с сосновыми борами, солнечными поймами речек и веселыми березовыми перелесками, так же были ему родными и близкими. Будучи заядлым грибником и ягодником, Горохов все поисходил здесь, все пообследовал, особенно после того, как оставил свою кочевую жизнь геолога, прочно осел в одном из ведущих отделов научно-исследовательского института газа и нефти. Хотя и сейчас, по делам службы, ему приходилось летать к геологах и буровикам в тайгу и на Крайний Север, торчать там целыми неделями, но случилось это нечасто. Горохов был низкоросл, худощав, со смуглым скуластым лицом, небольшим острым носом и спокойными, глубокосидящими зоркими глазами. Высокий лоб, с крупными поперечными морщинами, переходил в глубокие залысины. Волос редкий, вылинялый, с сединой на висках. Молодые годы Горохова прошли среди таёжных дебрей и болотных топей, кормя собственной кровью мошкару и комарье, зябнув в предрассветные заморозки у плохо разгорающихся костров и неделями, а то и месяцами, мокнув под перемежающимися со снегам дождями. О трудностях тех лет Петр Никандрович вспоминал теперь в кругу друзей, как о безвозвратно ушедшем прошлом. Да так оно и было. Разве сравнишь сегодняшнюю жизнь геологов, с той, что выпала на долю Горохова в пятидесятые годы? Сейчас вертолеты, вездеходы и всякая другая техника приставлена в помощь геологам-полевикам. А тогда все пешком или на лошадях и оленях, да по рекам и озерам на плотах и долбленках добирались до намеченного места. Кандидатскую Горохов защитил легко. Еще бы — опыта-то хоть отбавляй! И знаниями Бог не обидел. Делился он ими щедро, лишь бы почувствовал у собеседника настоящий интерес к делу. Он давно бы мог защитить докторскую, но все почему-то откла | | дывал, а потом, и вообще махнул на нее рукой, Хватит, мол, мне и этого. В его письменном столе лежало более десяти авторских свидетельств на открытия и усовершенствования в области поиска и добычи нефти и газа. Многие работы Горохова были в соавторстве с людьми, пусть и не очень сведущими в науке, зато деятельными, пробивными, хотя мысли и открытия принадлежали ему одному. Друзья Горохова знали об этом и не раз говорили ему: — Как же так, Никандрыч, работа-то полностью твоя. А тут еще один появился? Горохов в улыбке щурил глаза, мол, понимать надо, и говорил: — Зато соавтор двинет мою работу в дело. Мужик он авторитетный, свойский на верхах, не то что я. Говорил это Горохов как бы шутя, хотя и для его друзей не было секретом, что далеко не каждому автору удается свое детище довести до дела, каким бы оно выжнем и полезным не было. Только одному Богу известно, сколько ценных открытий и предложений пылятся на полках Комитеты по изобретениям, некрепко забытых теми людьми, которые должны бы безотлагательно двигать их дальше. В отделе, где работал Горохов, то и дело менялись заведующие: одних повышали, других понижали или увольняли, как не справившихся с работой. И всякий раз, до появления нового заведующего, эту должность исполнял Петр Никандрович. По этому поводу, в институте, среди сотрудников, даже ходила шутка: когда один спрашивал, что у них в институте постоянное, другой отвечал: “Горохов в должности временно исполняющего должность заведующего отделом”. Все понимали, что Петр Никандрович вполне мог бы тянуть отдел — да так оно и было. Но чтобы узаконить его в этой должности, мешала одна закавыка — он был беспартийным. Поначалу, то и дело кто-нибудь из сослуживцев говорил ему: — Никандрыч, почему бы тебе не вступить в партию? Я рекомендацию дам. В ответ Горохов отшучивался, что мол, еще не созрел для партии. А затем стал ссылаться на возраст: — На пенсию мне пора, а не в партию. Мало кто помнил, даже из его бывших сокурсников по горному институту, что Горохов, еще будучи студентом, подавал заявление в партию. Опять же уговорили друзья: мол, беспартийным и шагу не сделаешь по служебной лестнице. Но в приеме ему было отказано — в анкете, в графе о родителях, он честно написал, что отец в 1938 году был исключен из партии... И сейчас, за рулем машины, в памяти Горохова отчетливо всплыла та осенняя ночь 1938 года, когда он, десятилетний малец, проснулся от приглушенного мужского разговора. Приоткрыв глаза, он увидел отца и дядю Витю. Отец был в полосатой байковой пижаме, видимо, только что с постели, а дядя Витя -в поношенном сером пиджаке и надвинутой на глаза кепке. Поэтому Петька не сразу узнал его, а узнав, удивился почему дядя Витя не в военной форме работника НКВД, в которой он привык его видеть? Петька, сколько помнил себя, знал дядю Витю и любил его, как родного. И в тот раз, первым его порывом было отбросить одеяло, вскочить с кровати и повиснуть у него на шее. Но что-то сдержало Петьку от этого. Он инстинктивно почувствовал, что проис Скачать полный текст в формате RTF | | >> |