Евгений ШЕСТАКОВ

НОМЕРНЫЕ СКАЗКИ*

№ 6

В этот день с самого утра над всем царством лил дождь. Дороги к обеду развезло, народ порасслабило, экономика временно уступила место гаданию на картах и демографии. Однако при дворе наблюдалась необычная для сезона оживленность. Ярко горели свечи и слышался говор, громко скрипели половицы и гусиные перья. Царь, заложив руки за спину, вышагивал по кабинету и диктовал десятку писцов. То и дело он останавливался, и привыкшие писцы с уважением наблюдали, как государь единым духом опоражнивает легендарных размеров ковшик. Его величество давно слыл неплохим литератором, дважды награждался Большим искусственным венком и сегодня решил написать произведение, которое, по его словам, поставило бы его имя в один ряд с именами Ньютона и Жанны д’Арк. Сих, как выразился государь, “паки же и препаки выпаки достославных мужей литературы и гомотетии”.
— “... Марья трижды обняла своего суженого и воскликнула ...” — диктовал царь. — Ага. Значит, в смысле, полюбила и на етой почве воскликнула. Это весомо, да. “Любимый мой! — воскликнула. Марья, обращаясь к любимому своему.”Ага. Это в целом.
— Прям как взаправди. — сказал шут, томно закатывая и без того выпученные глаза. — Молодая, поди, ядреная?
— Двадцать семь. — отвечал царь. — Восемьдесят килограммов, метр сорок.Эталон. Не мешай.
— Восемьдесят ... “ мечтательно пробормотал шут, с трудом закрывая закаченные лишку глаза.
— “И тут, расталкивая голубей и сжимая в руках большую, значительных размеров саблю, из-за ближайшего пня показался Игнат”. — продолжал царь. — “На ем было одето ...” Государь задумался.
— Ну, трусы, само собой. — подсказал щут. — Носки там. Не бродяга же какой. Штаны новые. Фуражка. Часы с цепью. Армяк. Галстук.
— Из бани он. — пояснил царь. — Тока что. Баню принял, а тут ему на корню измена.
— А почему с саблей? — поинтересовался шут.
— Потому что трагедия это? — рассердился царь. — Потому что счас обоих зарубит, чтоб не шалили! Он же хотел как лучше. Семечек ей купил, полстола в трактире заказал, в баню сходил. А она ему из-под юбки дулю!
— Значимо. — согласился шут, — Руби их, батюшка. “ “Умрите же обое!” — продолжил после раздумья царь. “ “Игнат выхватил из левой руки саблю и захреначил ...” Нет... — государь пожевал ус.-”... И запузырил...” Нет ...
— А то, может, и договорились бы? — подал голос шут.
— Тоись?

* Начало см. в №1 “ДиН” за 1999 г.

— Ну я говорю, баба же, она же не водка. Я имею в виду. Ну, она же кончиться не может. В обозримый период.
— Тоись? — напряг лоб государь. — Ты вот без этих давай ... Без их.
— Ну, где-то втроем, что-ли ... Эдак вот как бы все сразу. Ага. Или кто-то обождет пока. — домысливал шут. Идея заняла его. Она была нова. Прецедентов на данный исторический момент не имелось.
— Ты вот думай, что говоришь-то! — вдруг покраснел царь. Он обернулся к шуту и негодующе топнул. Писцы пригнули головы. — Ты где такое видал? Тебя кто надоумил?!
— Тогда шутю! — быстро и скорбно сказал шут. Писательские лавры ему не светили. Осуществление идеи тем более. Нравственность во дворце блюли почем зря. Все, кому было положено, ходили в девках и стеснялись всего, что попадалось на глаза. Теория аиста приносящего была официальной и не подвергалась сомнению даже в войсках.
— Смотри мне! — пригрозил диссиденту отходчивый, впрочем, царь. -Надо же, измыслил! В Соловки-покойники поиграть захотел?
— Сглупил я, державный! — убежденно сказал шут и со всей мочи тяпнул башкой о стену. — Дурак, сам же знаешь! Ответственности не несу, пункт четвертый “Положения о шутах”.
Он достал из-за пазухи засаленную брошюрку и показал ее царю. Читать оба не умели, но писаный закон уважали. Царь символически поершил лысину, отвернулся и серией мастерских мазков закончил повествование.
— “На! — воскликнул онемевший от горя Игнат и пронзил наотмашь обеих двоих. “На!” — крикнул он уже снова и убил самое себя себе в сердце. Мораль: ежели бабу к государственному делу допустить, она еще и не такого натворит. Конец.”
На следующий день несколько свитков нового произведения были отправлены на заграничное соискание. В предисловии автор отметил свое полное нестремление к литературным премиям, коих, однако, наличие подтвердило бы принципы добрососедства. Своя же первой степени не заставила долго ждать, по причине чего царь и прощенный вскоре шут не преминули опробовать свежие, не пробованные до того меды.

№ 7

В этот исторический, куда только не занесенный впоследствии день торжественно принимали султанского посланника с дарами. Довольный вниманием далекого собрата, царь давал сегодня фуршет, ассамблею, бал и брифинг. Всю ночь и полдня готовились. Встрепенувшиеся придворные вырядились так, что вороны в саду восхищённо заткнулись, и каждые пять минут одна из них грохалась с ветки обземь. Перелицованные дедовские костюмы наряду с найденными у зеркал индивидуальными образами смотрелись бойко и по меньшей мере оригинально. Оглядев свою бедовую камарилью, царь остался доволен.
— Орлы! — сказал он, ослабив давящий шею бобровый галстук. — Джен-тельмена! В огонь и в воду! Сокола! Разойдись покамест. Царь подустал,