Ф. ГАРЕЕВ

“ЧЕТВЕРТЫЙ ДОМ”

Старик глубоко, надсадно, — так, что подпрыгнуло и затряслось на стареньком диване сухое тело, — закашлялся и проснулся. С отвращением сглотнул вязкий комок в горле и лишь после этого открыл глаза.
Было очень рано. Старик вообще, — привык вставать спозаранку, но сегодня даже для него было рано: окна только-только подернулись фиолетовым и ночная тьма еще густела в углах комнаты. Воздух был холоден и влажен; сырость чувствовалась даже под одеялом, и некоторое время старик лежал, набираясь решимости, как, бывает, пловец стоит на берегу реки, оттягивая сладостный и одновременно страшный момент вхождения в воду. Потом разом отдернул одеяло и хотел вскочить, как в молодости, — резво и бодро, но тело не послушалось его; что-то треснуло в пояснице и он, чуть не застонав, сел на диване, пережидая боль. Когда отпустило, медленно поднялся с дивана, прислушиваясь, — не проснулась ли жена? Нет, не проснулась...
У жены была астма, — отработанные легкие с трудом правили свою работу; хоть и спала она в другой комнате, сон ее слышен был даже сквозь закрытую дверь, — натужным всхрапываньем. Старик подумал вдруг, что не он один — постарел, и эта мысль неожиданно примирила его с недавней беспомощностью. Он оделся, вышел на кухню, включил свет, поставил чайник на газовую плиту и присел на табуретку у стола.
Кухня была маленькая, большую часть ее занимала давно небеленая и нетопленая печка. Нетопленая, — потому что рядом с ней стоял газовый отопительный котел АГВ; после того, как во все дома пригорода провели газ, топить печь стало не нужно. И давно надо было убрать ее, освободить место, но старик не хотел расставаться с нею. Вместе с печкой исчезло бы то, что делает дом, — деревенским. Словами выразить это старик не мог и, когда жена заводила разговор о печке, он только махал руками, приходя в бешенство; слов не хватало, как воздуха. И печь стояла на своем месте, серея от пыли и времени...
Глухо заворчал на плите чайник, старик вздрогнул и тут же улыбнулся своему испугу. Потом потянулся за сигаретой. Вообще, — натощак он старался не курить, но в иные, особенные, дни позволял себе это. А сегодня был именно такой день: сын, Валерка, отгуляв дома месяц, уезжал обратно, — на зону. Посадили его семь лет назад, после того, как он, в добровольном безумии запоя убил свою сожительницу. Впрочем, история была темная и до сих пор никто не знал, — он ли убил, или кто другой. Сам Валерка сказать ничего не мог, поскольку — не помнил. Но старик всем рассказывал свою версию, по которой выходило, что сын не виноват, а виноваты водка и сомнительные друзья. И в конце концов, поверил сам, что так оно и

было на самом деле... На зоне Валерка вел себя тихо; за примерное поведение два года назад его перевели на “химию”, ближе к дому, а в этом году дали месячный отпуск. И сегодня был последний день этого отпуска.
Чайник закипел, старик встал, сделал себе большую полулитровую кружку чаю, достал из холодильника тарелочку с медом и снова сел.
Утренний чай с медом был для старика необходим. Им он — лечился... Несмотря на свои семьдесят, старик пил, как немногие молодые пьют. Но пил он не для того, чтобы пьянеть, а для того, чтобы обрести гармонию с миром. Трезвым старик был мрачен и нелюдим; стоило же ему выпить и мир расцветал новыми красками, и краски эти были настолько яркими и неожиданно глубокими, что старик забывал о горестях жизни, становился добр и общителен. А поскольку старик пил каждый день, все ошибочно думали, что он всегда — такой...
Ожидая, когда остынет чай, старик закурил новую сигарету.
Тяжело, со свистом отдуваясь, на кухню вышла жена. Остановилась у печки и сказала:
— Накурил-то! Сколько говорила, — не кури в доме. Мне воздуха и так не хватает... Чего так рано встал?
— Не спится, — ответил старик и затушил сигарету. — Валерка во сколь пришел, не слыхала?
— А он и вовсе не ночевал дома... — сказала жена, помолчала и добавила, — Приехал, — ничем нам не помог. Только гулял с утра до ночи... О чем думает, — не пойму...
— Посиди с его, — поймешь, — спокойно посоветовал старик, — Ему от Хозяина отдохнуть надо.
— Доотдыхается... Тогда тоже — отдыхал. С этой курвой... Теперь вон седьмой год отдыхает...
— Ладно! — старик хлопнул ладонью по столу. — Будет!
Жена открыла рот, чтобы возразить, но тут же закрыла его: за годы совместной жизни она хорошо изучила характер старика и знала, — когда можно перечить ему и когда это становится опасным. Постояла минутку для приличия и тихой мышкой ушла в комнату; старик взял сигарету и вышел на крыльцо.
Светало. Утро было не по-летнему холодное и тихое. Дом старика был вторым с краю, — через сотню метров начиналось болото. И вот с этого болота сейчас поднимался густой, не проглянуть, туман. Он медленно, но заметно, клубился, — словно неведомый бесформенный зверь выпускал щупальца, цеплялся ими о землю и подтягивал свое тело, — дальше. Старик закурил и зябко передернул плечами. Хотел было зайти в дом, но, вспомнив о жене, раздумал. С перебранки такой день начинать не хотелось.
Старик стоял на крыльце и, глубоко затягиваясь, смотрел на свой двор. Внешне двор выглядел вполне пристойно, как у всех, но наметанным взглядом хозяина старик замечал первые признаки запустения: фундамент дома на углу просел и

Скачать полный текст в формате RTF